— Так ведь приглашение, — удивилась девица. — На бал в честь Международного женского дня восьмое марта!

В трубке произошло какое-то движение, послышались удалённые звуки, похожие на возмущённое хрюканье, и Борис Смирнов сказал солидно:

— У аппарата.

— Боря, бери ноги в руки, — повторяя дядю Колю, распорядился Сергей Ильич, — и дуй в механосборочный. Меня директор вызывает, а тут сборку приводов рулевой машины начали.

— Досрочно? — ахнул Боря.

Сергей Ильич ничего не ответил.

КБ много сделало для того, чтобы сборка началась досрочно, с опережением графика! Это было очень важно, это звучало как заклинание — «идём с опережением графика»!

Ледокол будет сдан в срок или даже раньше — самый мощный, первый в мире!.. Нужно сделать всё, чтобы не упустить это самое первенство, не отдать его… буржуям и капиталистам, показать всему миру, как мы сильны, умны и ловки!

Мы победителями вернулись из Европы, мы растоптали фашизм, нам по плечу любое дело!..

— Боря, главное, чтобы раму начали варить в горизонтальном положении, — приказал Сергей Ильич. — Начальник цеха знает, и дядя Коля тоже, но ты посматривай!

— Есть, Сергей Ильич, сделаем. Не беспокойтесь.

За Бориса Смирнова теперь и вправду можно не беспокоиться — он схватывал на лету, быстро ориентировался в любой ситуации, мог на коленке посчитать любой прогиб! А осенью ныл, домой просился, сокрушался, что ничего не умеет!.. Чуть было не дезертировал с трудового фронта.

Когда Сергей Ильич забежал на крыльцо заводоуправления, мимо него пронесли лоток с пышками, должно быть, в буфет. Пышки, ничем не прикрытые, пахли так, что у начальника КБ помутилось в голове.

Он попытался вспомнить, когда ел в последний раз, и вышло, что вчера в обед, когда удалось вырваться в столовую. Дома у него было шаром покати, даже чай и тот вышел.

«Жениться тебе нужно, батюшка, вот что, — говорила соседка Марья Мартыновна, приходившая к нему постирать и протереть полы, — гляди, на что ты похож стал, иссох весь, рожа жёлтая, прям чистый японса! Найди себе женщину подходящую, работящую, сноровистую, пусть смотрит за тобой! А то сгоришь ты совсем на работе своей!»

Мысль о женитьбе на «работящей и сноровистой» женщине, которая станет «за ним смотреть», нагоняла на Сергея Ильича тоску и ужас. Он сразу вспоминал о своих московских делах, которые так и не были решены, и на душе начинали скрести кошки.

Влекомый лотком с пышками, как невидимым арканом, Сергей Ильич зашёл в буфет — директор подождёт ещё пять минут! — и стал около прилавка.

— Сдобу не отпускаем, не стойте, — сообщила буфетчица несколько даже злорадно. — Калькуляцию не прислали.

— Да вы возьмите вот… пятёрку, — жалобно попросил Сергей Ильич. — Если что, я потом ещё занесу.

— Да что вы мне суёте! — возмутилась буфетчица. — Это сколько ж вам на пятёрку надо?! Весь лоток?

— Одну, — Сергей Ильич проглотил голодную слюну. — Всего одну. Очень хочется есть.

Буфетчица пожала плечами.

Сергей Ильич повернулся и пошёл. Она догнала его у самой лестницы и сунула в руку тёплую пышку.

— На уж, — сказала она. — Толкаете меня на нарушение трудовой дисциплины! И пятёрку свою прибери!..

Сергей Ильич слопал пышку в три укуса — и так вкусно ему было! Так прекрасно она пахла ванилью и сдобой, так хрустела на зубах тонкая слоёная корочка, так воздушно отрывалось лёгкое пропечённое тесто!..

В кабинет директора он зашёл в самом радужном настроении, с сахарной пудрой на кончике носа и подбородке.

— Вызывали?

Почему-то здесь был полный кворум — сам директор, парторг завода, парторг ЦК, начальник первого отдела Гицко, профорг и ещё какие-то дядьки.

— Присаживайся, Сергей Ильич, — пригласил директор удручённо. — Опаздываешь, как всегда.

— Видимо, коммунистическая организация не научила своего члена быть пунктуальным, — заметил Гицко.

Сергей Ильич быстро на него посмотрел, а потом обвёл взглядом остальных.

Все смотрели кто куда, но мимо него.

Всё понятно, подумал начальник КБ. Всё ясно.

…Самое лёгкое — выговор с занесением.

Самое страшное — исключение из партии, крест на всей жизни, несмываемое пятно.

Хорошо, что уже лет десять, как не сажают, а то подумал бы — арест.

Только вот — за что?

— Так вот, — начал директор с тоской. — У нас тут такое дело. Да вы курите, товарищи, курите!.. Значит, дело у нас. Товарищ Гицко доложит, а мы, товарищи, так сказать, должны решить, что дальше ждать, выносить вопрос на партбюро или погодить.

— Как же не выносить? — удивился Гицко. — Я настаиваю на вынесении! Мне вообще до конца непонятна суть нашего здесь… собрания. Вина товарища начальника конструкторского бюро совершенно очевидна и, я бы сказал, доказана.

— Моя вина? — спросил Сергей Ильич.

— Ваша, ваша, гражданин. Товарищем вас называть не хочется.

— Да что уж вы так-то! — вступил парторг. — Сразу в дамки! Послушаем, обсудим.

— Да ты присядь, присядь, Сергей Ильич! И кури! Вот папиросы! Товарищ Гицко, пожалуйста!

Товарищ Гицко придвинул к себе сразу несколько папок, и Сергей Ильич мимолётно удивился, что его жизнь, такая простая и понятная, требует сразу нескольких папок, в одну не помещается.

— Значит, такое дело, товарищи, — Гицко прочистил горло. — Начальник нашего конструкторского бюро допускает такие ошибки и промахи, о которых даже странно думать, что они делаются случайно. Я глубоко убеждён, что мы должны в партийном порядке поставить вопрос о его, скажем прямо, некомпетентности или же о намеренном желании задержать строительство ледокола.

— Вот те на! — выговорил председатель профкома с изумлением.

…Всё же с тридцать седьмого года прошло двадцать лет, немного подзабылись «процессы о вредителях», отступил страх, легче стало дышать.

И вдруг так душно стало в просторном директорском кабинете от слов начальника первого отдела! Душно и тесно, как в тюремной камере.

— Я вот тут собрал некоторые данные, товарищи, — продолжал тот. — Да вы всё и без меня это знаете!.. Именно вот этот самый гражданин, коммунист, прошу об этом помнить, предложил минувшей зимой сборку и сварку стыков фор-и ахтерштевней непосредственно на нашем заводе. Хотя техническим заданием это было не предусмотрено! — Гицко обвёл присутствующих глазами. — Именно он настоял на том, чтоб конструкции собирались здесь! Именно он выгораживал железнодорожных товарищей, которые не смогли обеспечить доставку уже собранных конструкций!..

— Так ведь за милую душу собрали, — опять встрял председатель профкома.