— Да что вы на них, девушка, так уставились, это же неприлично! У родителей и без вас горе, — начинает отчитывать меня она.

— Какккое еще горе? — начинаю заикаться я.

— Не знаю. Может, аутист, или ДЦП какое-нибудь, или вообще ноги не ходят.

Я еще раз смотрю на свою маму и начинаю понимать, что лоточница права: в Фасолике 105 сантиметров росту, килограммов 18 дури и объяснить появление всего этого великолепия на крошечной детской коляске можно и правда только с помощью диагноза.

— Вот народят в таком позднем возрасте, а потом маются, — продолжает лоточница. — Бедный малыш, и глазки-то какие грустные…

— Ничё. Щас развеселится, — проскрежетала зубами я. — Честное слово, сей секунд исцелю!

С этими самыми словами я подбежала к инвалиду, сопровождаемому развратной позднородящей бабушкой, и начала выбивать его из транспортировочного кресла.

— А ну давай ногами! — орала на него я. — Давай-давай, поднимайся немедленно!

— Ура, ура, ура! — тоненько взвизгивал инвалид и еще крепче хватался за коляску.

— Не смей трогать ребенка! — верещала развратная бабушка и размахивала руками, норовя попасть мне по носу.

Поняв, что мои действия бессмысленны, я вернулась к лотку.

— Ну, сегодня не получилось, — вздохнула я, забирая флажок у продавщицы. — Я обычно по четвергам исцеляю, а не по средам.

Рука лоточницы была твердая и ледяная, как основание флагштока у здания городской администрации. Мы отправились дальше, а она так и стояла с этой своей пригоршней, похоже, даже не почувствовав, что штандарт перекочевал в мои лапы. Мне почему-то показалось, что еще пара минут, и на нее начнут испражняться голуби.

Пока мы уезжали с площади, я объясняла бабушке ситуацию в надежде на то, что она проникнется позором, после чего общими усилиями мы таки изгоним Фасолия из клятой «прогулки». Но наша бабушка ничем не прониклась, а вовсе даже наоборот.

— Давай мы вернемся, и я плюну в лицо этой женщине, — предложила мне она. — Понаберут в торговлю всякого дерьма… Нет, ты вот подумай, разве нормальный человек будет торговать флагами?

— Не знаю, — честно ответила ей я. — Ну вот если жизнь, например, заставит, то, может быть, и будет.

Бабушка оскорбленно промолчала, из чего я сделала вывод, что торговля знаменами — вовсе не наш семейный бизнес и в этом секторе нам долго не продержаться.

Тем временем асфальт под нашими ногами закончился, и началась брусчатка. Брусчатка Фасолику не понравилась, и он начал хныкать и проситься в «мадонис». Никаких «мадонисов» рядом не было. Рядом вообще ничего не было, кроме церкви. Заходить в церковь мы не очень-то хотели (одежда неподходящая), но объяснить ребенку разницу между домом Божьим и харчевней можно исключительно на практике. В храме Фасолик насупился, как-то весь подобрался и даже некоторым образом посмирнел.

— Вот видишь, все понимает! — торжествующе посмотрела на меня бабушка Г. и склонилась к Ф.: — Тимосинька, тебе ведь тут нравится, да?

— Да, нравится, — пролепетал Тимосинька. — А плясать когда начнут?

— К-к-кто? — закашлялась бабушка.

— Все воклуг, — скромно ответил Фасолик.

Не дожидаясь реакции бабушки, я подхватила ребенка на руки и пошла на улицу.

Мы еще немножко покатались туда-сюда, съехали к реке, поднялись обратно, триста пятьдесят тысяч раз поругались из-за того, кому везти коляску, и к главной площади приехали злые и взмыленные. Почувствовав такую благостную для реприз обстановку, малыш Ф. вновь вспомнил, что он малыш Ф., и начал заливаться слезами, требуя поехать «игать к ибятам», ну или, на худой конец, отвезти его в «мадонис пирям».

Вообще, когда сын мой говорит «пирям» — это получается такое очень буквальное «пирям». Порви задницу, на месте извертись, но предоставь, а иначе живые мертвым позавидуют. Я подняла глаза на бабушку, но поняла, что она издохла где-то еще в районе Москвы-реки и помощи ждать неоткуда.

— Так, — сказала им я и замолчала. Я когда не знаю, что говорить, всегда говорю «так».

— И чиво теперь? — спросила бабушка. Она всегда спрашивает «и чиво теперь?», но не потому, что не знает, что сказать, а просто потому что балда.

— Я вас сейчас в ресторан поведу. Вот! — разродилась идеей я.

— Не качу в ресторант! Такие деньжищи щас отвалить! Не качу в ресторант! Лучше бы ребенку ветровку купила! Не качу в ресторант, не качу, не качу, не качу, — поддержали меня родственники.

И мы пошли в ресторант.

К счастью, вокруг было великое множество ресторантов системы шалман. К несчастью, в большинстве из них не было свободных мест. Мы бегали между этими шалманами, Тимка выл, мама шипела, а я делала вид что «все классно, щас еще чуть-чуть — и что-нибудь найдем». Чрезвычайно это паскудное занятие — быть хорошенькой, когда все вокруг гады. Поэтому где-то на пятом шалмане я скурвилась.

— Так, — сказала я родственникам, — я вас сейчас за какой-нибудь столик подсажу. Ничего, посидите в компании.

— Так, — ответили мне родственники, — мы ни к кому подсаживаться не хотим. Не надо нам компаний!

— Не переживайте, — успокоила их я. — Вы такой подарочек, что с вами дольше пяти минут ни один человек не выдержит.

— На себя посмотри, — посоветовала мне мама.

Но я не стала смотреть на себя, а вместо этого начала выискивать жертв. Подходящий объект был найден буквально через пять секунд. За крайним столиком развалилась влюбленная парочка. Они вели оживленный разговор о жизни и так сладко посасывали пиво, что по сценарию им просто-таки требовался некий швах извне. И швах настал. Нацепив на себя самую гадливую из имеющихся в арсенале улыбок, я подошла к парочке и произнесла:

— Простите, пожалуйста, а можно, с вами посидят воооон те двое? Вам не помешает ребенок?

Во взгляде девушки явно читалось, что ей мешают все и вся, но кто ж будет так подставляться на свиданке?

— Нет-нет, очаровательный мальчик, — улыбнулась мне она. — Конечно же, пусть присаживаются.

— Спасибо, — улыбнулась я в ответ, после чего сложила ручки рупором и заорала: — Идите сюда, они согласные!

Девушка как-то странно дернулась, чуть было не пролив пиво, но быстро пришла в себя и передвинулась на другой конец стола. Парень побледнел и принялся тушить сигарету.

— При моем ребенке курят, — ласково сказала ему я. — Не стесняйтесь. А вот пиво лучше подальше отодвинуть — не ровен час, обольет. И соус тоже лучше в сторону.

Результат не заставил себя ждать. Я еще не успела встать в очередь за шашлыком, как влюбленных и след простыл. О них напоминали только два стаканчика с недопитым пивом, полупустая сигаретная пачка и красная лужица из-под кетчупа, который Ф. все-таки разлил.