— Да я только вам! — заверил Егоров. — Я же знаю: вы могила и никому не скажете. Поговорите с Глебом Викторовичем?

— Ты лучше сам, — после секундного раздумья сказал Николай. — В таких делах лишние уши и лишний рот только накаляют обстановку. Ну, если уж совсем у тебя духу не хватит, то посмотрим. А пока — ты мне ничего не говорил, я ничего не знаю… Да ладно, не кисни! Все не так плохо…

— Вроде и не так, да только что теперь будет, непонятно… — Парень не слишком-то взбодрился, но все же постарался улыбнуться и произнес: — В конце концов ведь не война же. Как-то образуется, согласен.

Под дверью Глеба, как часто бывало, топталась очередь из подчиненных. Викторович — даром что начальник — так и не обзавелся секретаршей, потому все время был обязан решать какие-то бумажные дела.

— Мне срочно! — буркнул Коля и рванул к кабинету. Ребята потеснились без возражений: знали, что Горленко просто так словами не разбрасывается и раз идет без очереди, значит надо.

— Ты говорил оперативно сообщать про новости по делу Гроха! — сказал Николай, просовывая голову в кабинет. Обычно он, хоть и был на короткой ноге с начальником, в кабинет без стука не врывался, но сейчас нужно было продемонстрировать решительность.

— Я слушаю! — Глеб ничем не выдал удивления и указал рукой на стул. С недавних пор он стал носить очки, и если бы Горленко самолично не видел шефа при опасных задержаниях, сейчас решил бы, что смотрит на типичного кабинетного работника, просиживающего штаны в то время, как подчиненные рискуют жизнью на оперативных выездах. — Ты только не горячись, пожалуйста. Говори взвешенно!

Последний пассаж начальника Коля не понял и решил не обращать внимания. Мало ли какая муха вежливости Глеба укусила, «распожалуйстался» и ладно… Шеф был примерно одного возраста с Колей, но на фронт в свое время не попал, как ни просился. Официально из-за врожденной хромоты, на самом деле потому, что больше пользы приносил в тылу, искореняя бандитизм. После Победы, когда для прочих наступила передышка, Глеб продолжал свой бой (порой еще более опасный, чем у других на фронте), достиг больших успехов и настоял, чтобы Горленко, до войны служивший в угрозыске, работал под его началом. С тех пор и были в одной связке. Глеб поднаторел в дипломатии и прикрывал его, когда приходилось вести переговоры с другими отделами и высоким начальством, при этом в настоящие дела не лез, если его специально не просили. Короче, Колю все устраивало.

— Такое дело, — начал Горленко, передвигая стул к шляпке Т-образного стола, чтоб быть поближе к собеседнику. — Помнишь, ты вчера вещал о «Черной кошке»? Я все перепроверил и обдумал…

— Не начинай! — сквозь зубы произнес Глеб, задрав очки на лоб. Наверно, чтобы было удобнее сверлить Колю взглядом. Горленко все же не сдавался:

— Я понимаю и уважаю твое желание прищучить гадов, но они тут ни при чем!

«Кошачьи» мотивы в преступной жизни СССР вошли в моду сразу после войны. Какой-то умник после ограбления магазина под Москвой нарисовал углем котенка на двери, и началось. В 46-м Горленко лично задержал трех малолетних вымогателей, считавших себя робин-гудами и «Черной кошкой». Пацанва запугивала мирных граждан, которые будто бы обогащались в тылу, в то время как порядочные люди проливали кровь на войне, и требовала выкуп за недонесение. Да и в докладах по всему Союзу то тут, то там всплывали «Кошки» — название казалось романтичным всем, от суровых криминальных элементов до глупой шпаны. Но в этом году все изменилось. В феврале организация, именующая себя «Черной кошкой», попала на страницы газет в связи с убийством оперуполномоченного в Химках. Парень попросил подозрительного типа предъявить документы, завязалась стрельба и… Весть разлетелась по всей стране. Слыть душегубом не хотелось никому, и среди мелких бандитов автограф «Черной кошки» мгновенно вышел из моды. Увы, из поля зрения милиции он не пропал. Буквально на днях мерзавцы вынесли из промтоварного магазина в Москве 68 тысяч рублей. И снова не обошлось без жертв. Кому-то из верхов стукнуло в голову, что такие негодяи не могут жить под носом у образцовой столичной милиции, и стала прорабатываться версия, что гады для налетов приезжают в столицу из другого города. И тут как раз на месте убийства Гроха в булочной у Стеклянной струи обнаружили свеженарисованный силуэт черной кошки…

Вчера, услышав о «Черной кошке» в Харькове, Глеб пришел в ярость: «Не позволю этой сволоте орудовать в нашем городе!», но хорошо знавший начальника Коля слышал в его тоне и нотки ликования. Кто ж не хочет, чтоб под его чутким руководством отделение накрыло самую опасную банду Советского Союза? За несколько часов, прошедших после убийства Гроха, Глеб лег костьми, обзвонил всех, кого можно и нельзя, дернул ниточки, к которым с войны, уважая субординацию, не прикасался… В итоге все-таки добился, чтобы его ребят, между прочим, оказавшихся на месте убийства первыми, не только не отстранили от дела, но и на равных правах допустили к расследованию — несмотря на все политические подоплеки дела, связанные с тем, что погибший был иностранцем.

Конечно, сообщение Горленко о том, что «Кошка» ни при чем, станет ударом для тщеславного Глеба. Но что поделаешь? Работа есть работа.

— Во-первых, я проверил сам рисунок — на метку московских палачей он не похож, — начал Коля. — Каракуля и близко не такая, как в секретке из Москвы. Еще и подпись! Метка настоящей «Черной кошки» текстами обычно не сопровождается.

— Допустим, это был другой художник, — не уступал Глеб. — И, кстати, ты, может, уже не помнишь, но еще два года назад при ограблении квартиры одной высокопоставленной особы в Москве налетчики не только нарисовали метку, но и подписали: «Черная кошка из Харькова!». Именно так, как подписали сейчас на нашем месте преступления. Да, в 48-м было время, когда «кошачьи» банды работали без убийств. Но с чего мы взяли, что нынешние твари — это не одна из прежних банд, переступившая теперь черту? Поверь, дружище, моя бдительность — это не просто так. У нас тут, может, филиал «Кошки», или не знаю…

— А я знаю, — беспощадно продолжил Горленко. — Конкретно в деле Гроха преступники — обычные простофили-неудачники. К деньгам из кассы не притронулись — в то время как настоящая «Кошка» выгребает все подчистую. Никаких насмешек в наш адрес, а во время последних налетов «Кошка», вспомни, выдавала себя за сотрудников МГБ. «Наши» действовали без жестокости, а ведь «Кошка» нынче не усыпляет, а убивает.

— Ну почему же, — парировал начальник. — В последний раз они убили двоих, а в магазине было двадцать человек. — Глеб вдруг взял с тумбочки фуражку и приложил к груди — он иногда бывал сентиментальным. — Директор, бывший фронтовик, мужественный человек, кинулся в рукопашную, ну а в ответ пуля… Но жальче всех студенточку. Зашла, на свою голову, в промтовары. Шальная пуля никого не щадит…

— Свидетелей оставили, — согласился Коля, вспоминая. — Но согнали их, как скот, в подсобку. Открой глаза! У «Кошки» другой почерк! У нас просто обчистили карманы и стырили портфель у иностранцев и хотели убежать. Ты же читал вчера отчет от медиков. Как я понял, убитый всю жизнь принимал таблетки успокаивающего действия из-за какого-то наследственного подвоха в организме. Поэтому к снотворному, которое применяли, оказался более стоек, чем остальные. Вот и очухался на свою беду раньше времени. Причина смерти — разбитая об угол стола голова. Была драка. Даже огнестрел в деле не фигурирует! Никакая это не «Кошка».