Сперва другие анатомы не поверили, когда я рассказал им о своем открытии, но в месяцы после моего первого аутопрепарирования все большее их число убеждалось в моей правоте. Были выполнены другие исследования мозга, проведены измерения атмосферного давления, и все результаты подтверждали мои выводы. Фоновое атмосферное давление в нашей вселенной действительно росло – и замедляло наши мысли.

Когда истина стала общественным достоянием, началась паника: люди впервые задумались о неотвратимости смерти. Многие призывали строго ограничить деятельность, чтобы свести повышение атмосферного давления к минимуму; обвинения в пустой трате воздуха привели к жестоким конфликтам, а в некоторых округах и к смертям. Стыд за эти смерти, а также мысль о том, что могут пройти века, прежде чем атмосферное давление сравняется с давлением в подземном резервуаре, заставили панику улечься. Мы не знаем точно, сколько столетий на это потребуется; дополнительные измерения и расчеты проводятся и оспариваются. Тем временем активно обсуждается вопрос, на что нам потратить оставшиеся годы.

Одна фракция поставила перед собой цель обратить выравнивание давления вспять – и обрела множество последователей. Их механики построили аппарат, который выкачивал воздух из нашей атмосферы и загонял в меньший объем, – процесс, который они назвали компрессией. Этот аппарат возвращал воздух к изначальному давлению в подземном резервуаре, и обратители возбужденно заявили, что он ляжет в основу новой разновидности заправочных станций, которые с каждым заполненным легким будут поддерживать жизнь не только в людях, но и во вселенной. Увы, тщательное изучение аппарата выявило его роковой недостаток. Сам аппарат работал за счет воздуха из резервуара и на каждое заполненное им легкое потреблял не одно легкое воздуха, а чуть больше. Он не обращал процесс выравнивания давлений, но, как и все в мире, ускорял его.

После этого разоблачения некоторые последователи покинули фракцию, однако большинство обратителей остались непоколебимы и принялись разрабатывать альтернативные схемы, в которых компрессор приводили в действие раскручивающиеся пружины или опускающиеся грузы. Эти механизмы постигла та же участь. Каждая сжатая пружина и каждый поднятый груз стоили воздуха, который выделил сжавший пружину или поднявший груз человек. Во вселенной нет источника энергии, в конечном итоге не основывающегося на разнице давлений, и нельзя создать аппарат, работа которого не будет способствовать ее выравниванию.

Обратители продолжают трудиться, уверенные, что однажды построят аппарат, дающий больше компрессии, чем потребляющий, вечный источник энергии, который вернет вселенной былой задор. Я не разделяю их оптимизма; я уверен, что процесс выравнивания необратим. В конце концов весь воздух в нашей вселенной распределится равномерно, не останется более плотных или разреженных областей, и поршни перестанут ходить, роторы – вращаться, а листы золотой фольги – трепетать. Это будет конец давления, конец движущей силы, конец мысли. Вселенная достигнет полного равновесия.

Некоторые видят иронию в том, что исследование нашего мозга открыло нам не тайны прошлого, а наш будущий конец. Однако я считаю, что мы действительно узнали нечто важное о нашем прошлом. Началом вселенной стал огромный задержанный вдох. Кто знает почему, но я рад, что так вышло, ведь этому вдоху я обязан своим существованием. Все мои желания и размышления есть не что иное, как вихревые токи, возникающие по мере того, как вселенная постепенно выдыхает. И пока этот колоссальный выдох длится, мои мысли существуют.

Дабы наши мысли просуществовали как можно дольше, анатомы и механики разрабатывают замену нашим мозговым редукционным клапанам, которая сможет постепенно повышать давление воздуха в мозгу, чтобы оно немного превосходило атмосферное давление. Будучи установленными, эти клапаны позволят нам мыслить с неизменной скоростью, несмотря на растущую плотность окружающего воздуха. Но это не означает, что жизнь останется прежней. В конце концов разница давлений упадет настолько, что наши конечности ослабнут, а движения станут вялыми. Тогда мы можем попытаться замедлить наши мысли, чтобы физическое оцепенение не казалось таким заметным, однако это приведет к кажущемуся ускорению внешних процессов. Маятники часов будут отчаянно трепетать, тиканье превратится в стрекот; падающие предметы будут нестись к земле, словно подстегиваемые пружинами; провода будут пульсировать, как хлысты.

В какой-то момент наши конечности совсем перестанут двигаться. Не уверен, в какой последовательности будут развиваться события в самом конце, однако в моем сценарии мы продолжим мыслить, то есть останемся в сознании, но застывшими, неподвижными, как статуи. Быть может, мы еще некоторое время сможем говорить, поскольку наши гортани работают при меньшей разнице давлений, чем конечности; но, лишившись возможности посетить заправочную станцию, с каждым словом мы будем истощать запас воздуха, оставшегося для мыслей, и приближать момент, когда мыслительная деятельность прекратится полностью. Что предпочтительней – молчать, дабы продлить способность думать, или говорить до самого конца? Я не знаю.

Быть может, некоторые из нас, прежде чем мы утратим способность двигаться, смогут напрямую подсоединить мозговые клапаны к распределителям заправочных станций, по сути заменив свои легкие одним могучим мировым легким. В таком случае эти немногие сохранят способность мыслить до последних моментов, когда давление окончательно выравняется. Последние крохи атмосферного давления в нашей вселенной будут потрачены на мыслительную деятельность человека.

А потом вселенная замрет в полном равновесии. С ним прекратится вся жизнь, все мысли и само время.

Но у меня остается хрупкая надежда.

Хотя наша вселенная и замкнута, быть может, это не единственный воздушный сосуд в бесконечном пространстве цельного хрома. Я полагаю, что могут существовать иные воздушные камеры, иные вселенные, помимо нашей, превосходящие ее размерами. Быть может, атмосферное давление в этой гипотетической вселенной равно нашему или даже выше – но, быть может, оно ниже, быть может, там царит полный вакуум?

Стена хрома, отделяющая нас от этой предполагаемой вселенной, слишком толста и тверда, чтобы пробиться сквозь нее, а значит, мы сами не можем туда проникнуть, не можем сбросить избыточное давление и вернуть себе энергию. Однако в моих фантазиях в этой соседней вселенной есть свои обитатели, чьи возможности превосходят наши. Что, если бы они могли создать трубопровод между двумя вселенными и установить клапаны, чтобы выпустить воздух из нашей? Они могут использовать нашу вселенную в качестве резервуара, могут подключать к ней распределители, чтобы заполнить свои легкие, и применять наш воздух для развития своей цивилизации.

Мне радостно думать, что воздух, когда-то питавший меня, сможет питать других, что дыхание, позволяющее мне писать эти слова, сможет однажды пройти сквозь другое тело. Я не тешу себя мыслями, будто это позволит мне возродиться, ведь я – не тот воздух, я – рисунок, который он на время создал. Рисунок, которым был я, рисунки, составляющие весь мир, в котором я живу, сгинут.

Однако у меня есть еще более призрачная надежда: что те обитатели не только используют нашу вселенную как резервуар, но, исчерпав весь ее воздух, однажды смогут открыть проход и войти в нее как исследователи. Они смогут пройти по нашим улицам, увидеть наши застывшие тела, изучить наши вещи и задуматься о том, как мы жили.