— Ты так хорошо знаешь мою профессию?

— Сейчас о ней в любой газете пишут больше, чем о космонавтах и шахтерах. Не пыльно и денежно.

— Ну, я бы так не сказала.

— Что, Вадим мало заплатил? Доплатить надо?

— За что? — Она опять совсем перестала понимать этого с виду нормального парня.

— За профессию твою. Может, прямо в лодке и начнем, а? Или на травке покувыркаться хочется?

Андрей говорил зло, он даже грести бросил, и лодка, не дойдя до острова метров тридцать, стала разворачиваться по волне.

Вот что война с людьми делает, подумала Настя. Человеку и впрямь лучше сейчас побыть одному, он о чем-то своем думает, плохом и тревожном...

— Волны к берегу. Тебе домой легче грести будет.

— В каком смысле? — спросил он обескураженно.

— В прямом. Передай Сергею Ивановичу, чтоб забрал в два часа.

Она резко встала и прыгнула с кормы в воду, поплыла легко, по-мужски. Андрей схватился было за весла, чтоб догнать ее, но увидел, что девушка уже достала ногами до дна, идет к берегу, хотя воды еще по грудь.

— Ну и пошла ты... — сказал он себе.

Лодку понесло к базе, оставалось лишь чуть шевелить веслами. На глаза попался Настин рюкзак. Он развязался, и была видна пластиковая бутылка с водой и бутерброды с сыром.

Рыбачить не хотелось. Андрей решил пойти в дом и поваляться на кровати — что еще в такую погоду делать?!

У лодочной станции сидел Сергей Иванович.

— Настю жду. Любит, видно, девка поспать, ну и ладно, клева по такой погоде все равно не будет.

— Я ее на остров отвез, — сказал Андрей и почувствовал, что краснеет.

— Тогда хорошо. А забирать мне? И когда?

— Я же и заберу.

Двух часов он дожидаться не стал. К двенадцати ветер прогнал тучи, вовсю засияло солнце, но волны пошли большие, с белыми барашками.

На острове над высокой травой поднимался дым костра. Андрей причалил поближе к нему.

Настя в купальнике сидела у огня. Рядом с ней растянутая на кустах сушилась куртка.

— У тебя нет воды? — только и спросила она.

Он протянул ей рюкзак, в котором теперь лежали колбаса, котлеты, пепси, апельсин. Но Настя взяла лишь свою бутылку.

— Прости, я свинтус, конечно, — начал Андрей. — Но и вы с Вадимом... Я вам что, подопытный кролик?

— Если и вправду попросил прощения, то на этом и остановись, а то торг выходит. Я вас простил, теперь вы меня... Не надо.

Она попила воды, стала одеваться, и Андрей не нашелся, что ей ответить. Права ведь.

— Идем к лодке? — Она подобрала охапку сорванной и уже успевшей подвинуть на солнце травы, длинной, с зонтиками.

— Борщ варить собираешься или огурцы солить? — спросил Андрей. — Зачем тебе столько укропа?

— Это, скорее, сельдерей, семейство зонтичных. Очень похож на сильфий, но...

— Не слышал о таком.

— Это понятно. Он рос во времена Македонского в окрестностях Кирены, из его корней лечебную смолу добывали. Ценился выше серебра, потому и быстро исчез.

— Так ты его что, найти хочешь?

— Почему бы и нет? Ученые из свиты Македонского пробовали рассаживать его на завоеванных землях, а завоевывал он много...

3

Мишка с сыном лежат на полу комнаты, отжимаются на кулаках по счету. Считает Олежка:

— Восемь, девять, десять! — И распластался на полу, но, отдохнув полминуты, говорит: — Папа, я еще один раз смогу.

— Верю. Но не надо. Тебе мышцы перегружать рано.

В комнату зашла Оля с чашкой чая, пьет его на ходу:

— Мужчины, я сегодня возвращусь поздно, вы на хозяйстве.

— У тебя же сегодня должен быть выходной? — спрашивает сын.

— Должен. Но еду клиентку обшивать, машина от нее уже пришла.

Мишка встает, смотрит в окно. Там стоит иномарка, а возле нее водитель лет сорока.

— Олежка, два-три часа один побудешь.

— Мне, папа, не привыкать. Только пюре свари.

— Картошка есть, масло есть... Вот молока у нас нет, — озабоченно говорит жена.

— На воде вкусней и полезней, так же, па?

— А ты куда — на два-три часа? — спрашивает жена.

— На собеседование приглашают.

— Серьезное предложение?

Мишка пожимает плечами:

— Как и сто предыдущих. Я вправду посчитал: сегодня иду сто первый раз пытать судьбу.

— Ничего! Не в сто первый, так в двухсотый, но найдем и прорвемся! Только никаких историй, ладно? И ни грамма!

Жена убегает, а Олежка говорит:

— Па, если что, я тебе жвачку дам, мне дядя Вадим много подарил...

В двенадцать Гречихин идет тропой через лесную поляну. За его спиной из-за дерева выскакивает человек с ножом, замахивается, но Мишка перехватывает его руку, бросает нападающего через плечо. Тут же подбегает еще один верзила, тоже с ножом, Мишка отклоняется от выпада лезвия и берет противника на болевой прием. Тот стонет, как боров...

— Брейк! — кричит стоявший чуть в стороне сам глава фирмы Виталий Эмильевич Ронкин. — Полегче, Гречихин, ты же ему руку сломаешь!

Мишка отпускает соперника, а сам остается сидеть на траве.

— Как стреляем? — спрашивает его Ронкин.

— Кандидат в мастера. Стрелял из «Скорпио», «Узи», «М-16». Могу из пращи.

— Это как?

Мишка достает из кармана пращу, закладывает в нее камень, делает несколько размахов — и камень летит точно в кепку одного из «противников», висевшую на кусте.

— Экзотика, — не слишком уверенно говорит Ронкин, но Гречихин не согласен:

— Не скажите. Находит практическое применение. — Ну, если ты еще и машины водишь...

— «Оку», «Мерседес», БТР... Но это уже никакого значения не имеет.

А сказал это Мишка так, потому что увидел идущего к Ронкину руководителя его охраны Писарева. Тот слышит последние вопросы и ответы и говорит:

— Вы, Виталий Эмильевич, спросите, за сколько секунд он стометровку бегает.

И шепчет что-то Ронкину на ухо. Понятно что. Ронкин закусывает губу, некоторое время молчит. Потом говорит:

— Пока свободны, о результатах сообщим.

Мишка поворачивается, уходит, сказав при этом:

— Понятно. Это мы уже ровно сто раз слышали.

Писарев кричит ему вслед:

— Что понятно? А если из-за твоей ноги шефа пришьют, тогда тоже все понятно будет?