На пути Гречихина стоит тот, у которого он первым выбил нож. Ухмыляется, подбрасывая нож на ладони. Мишка неуловимым движением ловит его в воздухе, делает при этом сальто и в прыжке швыряет нож в дерево, у которого стоит Писарев. Тот шарахается в сторону, чуть не сбивая при этом Ронкина. Ронкин попытался вытащить нож, но у него это не получилось.

— Хороший бросок. У нас его координаты есть?.

4

Панин и Щербина вошли в приемную вместе, сразу же удалились в кабинет Вадима. Юля по просьбе милиционера поставила заваривать кофе, и тут у нее зазвонил телефон. Мужской незнакомый голос спросил, нет ли в сегодняшней почте для Станислава Викторовича конверта от Иванова.

— Сейчас посмотрю... Да, есть. Что сказать? Однокурсник? Так и передам.

И положила толстый белый конверт наверх.

А Щербина, едва переступив порог кабинета Панина, поделился новостью:

— Знакомая шефа твоего, ну, которая погибла, скорее всего не Антонина и не Ярема. Паспорт на это имя пропал два года назад в поезде у одной пассажирки. Так что никаких зацепок пока не находим, чтоб установить личность.

— По ворованному паспорту покупать авиабилет, — вздохнул Вадим. — Ни страха, ни контроля. Бардак!

— Еще какой! У нас и не то происходит...

Дверь открыл Станислав Викторович, поздоровался с Паниным, Щербиной, спросил у того:

— Так понимаю, вы ко мне? По поводу этой погибшей?

— Так точно.

— Но я же ничего почти... Ладно, минут за десять я посмотрю почту, а вы пейте кофе и заходите.

Десяти минут ждать не пришлось. И даже кофе они допить не успели. Вбежала Юля:

— Шеф приглашает срочно. Обоих.

На столе Стаса лежал распечатанный белый конверт, оттуда выглядывали фотографии. Стас стоял у окна, скрестив руки на груди, и кивком головы показал на них:

— Вот, полюбуйтесь.

Панин поднял за угол конверт, и четыре фотографии выпали из него. Вадим не спешил взять их в руки, и Валерий Иванович заметил это:

— Если думаешь про отпечатки пальцев, то напрасно. Эту азбуку уже дети знают, а тут — игра по-крупному.

На трех снимках была запечатлена симпатичная девица — везде полуобнаженная, соблазнительная. На четвертом — она же, уже голая, лежащая на полу, в луже крови, с обезображенным лицом.

— Кто же ее мог сфотографировать? — спросил Панин.

— Так понятно ж, — ответил Валерий Иванович. — Ты ведь доказал, что там был снайпер. Кто убил, тот и сфотографировал. Только зачем?

— Это как раз не вопрос. Берут на испуг. Мы этот прием совсем недавно уже видели. Я сейчас другое имею в виду, Валерий Иванович. Зачем ее, мертвую, куда-то тащили, фотографировали, а потом возвращали труп назад?

Щербина уставился на снимок, ничего не понимая.

— С чего ты это взял?

Даже Станислав Викторович подошел к столу, вопросительно глядя то на фото, то на Вадима. Теперь он опустил руки, и Панин заметил, как мелко дрожат его пальцы.

— В бане половые доски — на сто двадцать, а эти, на которых труп лежит, по меньшей мере в два раза шире.

Щербина выругался:

— Да когда ж я все это замечать научусь?!

...С работы в этот день Панин возвращался затемно. К метро, как всегда, решил доехать на троллейбусе. Людей на остановке было немного, но водитель Рассадина, чья зеленая «Шкода» стояла метрах в сорока, у обочины, сказал озабоченно:

— Не потерять бы.

Волин, сидевший рядом с ним, кивнул:

— Постараюсь. Но ему вроде сейчас прятаться не от кого.

Они видят, как к остановке подходит троллейбус. Многие здесь выходят, все те, кто ждал его, заходят — тут работает лишь один маршрут. Троллейбус трогается, и Волин говорит:

— Гони на следующую остановку, я там подсяду.

Троллейбус они обогнали, ни на секунду не теряя его из виду. На следующей остановке транспорт ждала одна пожилая женщина. Волин вошел вслед за ней, убедившись, что из салона выпрыгнули лишь двое мальчишек. Двери закрываются, Волин осматривает салон и прислоняется лбом к холодному стеклу.

Панина в троллейбусе нет.

5

Рассадин остался себе верен, даже когда услышал подробности о том, как не состоялась встреча Волина и Панина. Докладывал ему о ней водитель, и Константин Евгеньевич только мудро улыбался и попыхивал сигарой:

— Это все о чем говорит? О том, какой у нас умный противник. Значит, надо как можно быстрее с ним встречаться и обещать те блага, которых он не имеет. А блага — это что?

Водитель поднял глаза к потолку:

— Ну, выпить хорошо, и чтоб машина была, за границу съездить, их жизнь посмотреть...

— Это все и у тебя будет. — И уже жестче не говорит, а диктует: — Завтра, не откладывая на вечер, найдите возможность встретиться с Паниным. Очень надеюсь, что ты и Волин принесете мне более радостные вести. Иначе я задумаюсь, не напрасно ли плачу вам деньги.

Вот поэтому на следующий день, едва Панин отъехал от офиса Станислава Викторовича на его серебристом «мерсе», в хвост ему пристроилась зеленая «Шкода».

— Знаешь, куда бывший твой командир путь держит? — спросил Волина водитель.

— Этого пока никто не знает.

— А хочешь на спор? К Алану он едет, к дружку своего шефа.

— Откуда тебе это известно?

— Бислан, охранник его, уже потихоньку сдавать начал своего хозяина. Еще хорохорится, но скоро совсем на нас работать станет. Сука. Хотя это жизнь. Девка у него завелась — на деньги дюже жадная. А у кавказца жесты широкие, да кошелек тощий.

Панин действительно подъехал к ресторану Алана. Припарковываясь, отметил, что сзади остановилась «Шкода», которая некоторое время исправно на одной дистанции следовала за ним.

Алан ждал его у входа, повел за сервированный уже столик:

— Легкий завтрак не повредит? Вино не предлагаю, знаю, что ты за рулем, но «Боржоми» выпьем, так? Есть омлет с ветчиной, хороший мясной салат, шашлыки...

— Алан, давай без восточных тонкостей. За завтрак спасибо, что подашь, то и съем, но говорить будем конкретно. Зачем звал?

Появилась официантка, подала им еще дымящиеся шашлыки, потную бутылку воды и бутылку коньяка.

— Тебе презент, — сказал ресторатор. — Не польская подделка.

— Я взяток не беру, Алан, на всякий случай запомни это на будущее.

— Это просто подарок...

— Нет.

Алан вроде никакого знака не подавал, но тотчас появился парень, унес бутылку со стола.

Панин показал на часы: