— Да нет, я в общем-то могу понять, почему ты так прониклась к этому парнишке, — продолжал Бун. — Он такой добрый, интеллигентный и так раскаивается…

— Хватит уже, Бун, — оборвала его Петра. — Ты же проницательный человек. Он просто ребенок, который не знает, как ему себя вести. Потому и мечется от депрессивного фатализма к неадекватному оптимизму. Его высокомерие скрывает страх, а показушное безразличие — стыд.

— Видишь ли, — ответил Бун, — на мой взгляд, под его высокомерием скрывается еще большее высокомерие, а под показушным безразличием — искреннее безразличие.

Петра распахнула дверь машины и скользнула на водительское сиденье.

— В любом случае защищать его — наша работа.

— Да, он это особенно отметил.

Он ведь не какой-нибудь мексикашка, чтобы расплачиваться за свои поступки. Нет, Кори на сто процентов уверен, что белая кожа и папочкины деньги помогут ему выбить себе приговор помягче.

Разумное предположение, но в нынешней ситуации совершенно неверное. Общественность возмущена и требует расплаты; единственное, что сделают тут его деньги, так это настроят толпу против него еще сильнее. Просто до Кори это пока не доходит.

Ему кажется, что и на этот раз все удастся решить деньгами. Но это не так.

И вот еще что, понял внезапно Бун, чувствуя себя безнадежно старым. Кори ведь из поколения «компьютерных» детей — им кажется, будто в любой момент можно загрузить сохраненную игру и начать все заново. А раз реальности никакой нет, раз все вокруг для них — виртуальное, значит, и последствий от их поступков никаких не будет.

— Как ты догадался, что он сидит на стероидах? — спросила Петра.

— Да ты на него погляди, — ответил Бун. — У него же мускулы слишком большие для его костей. Волосы, хоть и сбритые, а все равно выпадают. Может, он и той ночью был накачан стероидами.

— И неадекватно агрессивен?

— Да, возможно.

— Все равно не думаю, что на этом можно построить защиту. Но поразмыслить над этим стоит. Ладно. В какую сторону ты дальше собираешься двигаться? — поинтересовалась Петра.

Для начала Бун решил определить стороны, в которые двигаться у него возможности не было. Он не мог переговорить с Тревором Бодином или братьями Ноулс — адвокаты прекрасно понимали, что интересы их подзащитных не совпадают с интересами Кори, поэтому не разрешали никаких встреч и интервью. Эти парнишки были гораздо умнее Кори, поэтому начали сотрудничать с полицией уже на первом допросе. В лучшем случае они могли рассчитывать только на то, что Алан во время перекрестного допроса немного пообстругает кривые показания остальных членов «Команды Рокпайл». В общем, ничего хорошего. Зато Бун может нарыть побольше информации о самой банде и выяснить, чем же все-таки они занимались.

Сообщив все это Петре, Бун добавил:

— Если Кори будет так же вести себя на суде, Мэри Лу подведет его прямо к электрическому стулу.

— Это точно, — вздохнула Петра. — Разузнай о нем побольше, Бун. Раскрой его, вытащи хоть что-нибудь, чем мы сможем воспользоваться.

— Пит, я не психотерапевт, — напомнил Бун. — Как, впрочем, и ты.

Петра никак не могла понять, что Кори Блезингейм в точности тот, кем кажется, — богатый, испорченный, бесполезный кусок дерьма, который неудачно ударил человека и теперь отправится за это на самое дно, потому что слишком глуп и упрям, чтобы хотя бы попытаться добиться освобождения под залог. Кори попал в самое пекло, в самую серединку гигантской волны, и никому неохота залезать ради него на водный мотоцикл и ехать его спасать.

Вот только Келли Кухайо уговаривает Буна, подталкивает его все ближе и ближе к мотоциклу.

— Добудь нам информацию, — сказала Петра. — А мы уж разберемся, как ее применить.

— Будет сделано, — кивнул Бун.

Не самая приятная работенка, но, опять-таки, это с любой работой так.

Именно поэтому она и называется работой.

А самое главное для Буна сейчас — выяснить даже не что сделал Кори, а почему.

— А ты, э-э-э, куда-нибудь сегодня вечером собираешься? — как бы невзначай спросил Бун.

Очень изящно, чертыхнулся он про себя.

Придурок.

Петра нахмурилась.

— Мы сегодня с коллегами из офиса собираемся. У нас вечеринка по поводу выхода на пенсию одного из партнеров. Присутствие добровольно-обязательное, так что извини.

— Да ничего, — улыбнулся Бун.

Добровольно-обязательное? Это, интересно, как?

— Может, в другой раз? — предложила Петра.

— Конечно.

Петра послала ему воздушный поцелуй, закрыла дверь машины и укатила прочь.

Бун забрался в свой фургончик.

Наверняка у нее и впрямь сегодня вечеринка в офисе, подумал он. А может, и нет. Может, она свободна вечером, но не захотела, чтобы я решил, будто могу вот так неожиданно вытаскивать ее из дому. Надо будет проконсультироваться на этот счет с Богом Любви Дэйвом (не зря же его так прозвали), подумал Бун. Хотя Дэйв как раз славился тем, что умудрялся вытаскивать своих пассий из дому — вернее, затаскивать их к себе в постель — за тридцать секунд.

Все-таки мир адвокатов очень сильно отличается от мира сёрферов, признал Бун.

Другие волны, другие правила.

К слову, о волнах — Бун решил потратить остаток дня с умом и направился в Ла-Хойю, на брейк Рокпайл.

В зависимости от того, кому вы предпочитаете верить — испанцам или индейцам, — название района Ла-Хойя произошло либо от испанского слова «драгоценность», либо от индейского «дыра».

Бун придерживался второго варианта. Во-первых, это злило окружающих, а во-вторых, это было само по себе забавно: казалось бы, один из самых богатых, красивых, эксклюзивных и снобских районов в Америке, а на самом деле — дыра дырой. Да и в местах этих раньше жили индейцы, так что им виднее, как тут что называлось.

Вряд ли они подразумевали под этим названием что-то обидное. Скорее всего, «дырой» место прозвали из-за огромного количества пещер в скалах на побережье. В те времена местечко тут было просто райское. Местные жители занимались рыбной ловлей, собирали моллюсков, охотились и пахали землю. А потом приехали испанские монахи и решили, что местным лучше быть христианами-рабами, чем свободными дикарями.

Ла-Хойя еще долгое время оставалась тихой идиллической деревушкой. Ей нечего было предложить миру кроме своих пещер, нетронутых пляжей и изумительных видов. Здесь даже не было естественных гаваней, соответственно, некуда было ставить рыболовецкие суда. Ла-Хойя была всего лишь длинным зеленым побережьем с живописными утесами и красными прибрежными скалами с пещерами внутри. Так продолжалось до восьмидесятых годов девятнадцатого века, когда случился строительный бум и братья Сайзер скупили местные земли по доллару двадцать пять центов за акр. Неплохое вложение, думал Бун, отъезжая все дальше от Пасифик-Бич. Сейчас, если повезет найти участок в акр в продаже, стоить он будет уже два миллиона.