Вся цепь не лучше, чем ее слабое звено. А в цепи деревушек, которые стоят на том пути, который проделали Моубреи, слабым звеном оказалось Чарлбери. Констебли в двух других деревнях держались вежливо и деловито. Они знали себе цену, но не важничали.

Поразмыслив, Ратлидж решил вернуться в Чарлбери. В глубине души крепло нечто неясное, непостижимое. Чутье? Даже Хэмиш что-то почувствовал, хотя сказал только: «Ты мутишь воду, но не успокоишься, пока все не поймешь!»

«На Трута нельзя положиться, — ответил Ратлидж. — Он скажет все что угодно, лишь бы ему не пришлось перетруждаться. Он уверен, что у Моубреев нет знакомых в Чарлбери. Может быть, он прав. А если он ошибается?»

«Да, от этого никуда не деться, — согласился Хэмиш. — До тех пор, пока кто-нибудь не найдет ребятишек!»

Вернувшись в Синглтон-Магна, Ратлидж отправился в полицейский участок, но ему сказали, что Хильдебранд ушел на обед. Чтобы не ждать в мрачных душных помещениях, он спросил, нельзя ли ему еще раз поговорить с Моубреем.

Дежурный констебль, понимая, что должен, как канатоходец, балансировать между приезжим из Лондона и инспектором Хильдебрандом, покраснел и думал целых две секунды. Ратлидж прекрасно понимал, в чем дело. Констебль видел перед собой командира, с военной выправкой, который, судя по всему, привык к тому, что его приказы исполняются. Ратлидж не сомневался, что констебль проявит благоразумие. Так и вышло. Он предложил лично проводить Ратлиджа в камеру.

В камере с Моубреем они застали еще одного констебля, ужасно худого, похожего на чахоточного в последней стадии. Но голос у него был сильный и глубокий. Встав, он вежливо обратился к Ратлиджу:

— Он почти все время молчит, сэр. Сидит и смотрит в одну точку. Или плачет. Это хуже всего. Слезы катятся по лицу, а он не издает ни звука…

— Иди покури, — велел ему первый констебль, и охранник сразу вышел. Его походка говорила о многом. — Мы сменяемся каждые два часа, — понизив голос, объяснил он. — Иначе тут начнется бунт. Охранять такого заключенного — не самое простое задание.

— Да. — Ратлидж повернулся к Моубрею и негромко, но решительно заговорил: — Мистер Моубрей! Я инспектор Ратлидж из Лондона.

Опущенная голова взметнулась вверх. Ратлидж увидел искаженное ужасом лицо.

— Значит, вы нашли их? — еле слышно спросил Моубрей. — Они… погибли?

— Нет, мы их не нашли. И вот о чем я хочу вас спросить… Трудно искать тех, кого мы никогда не видели. Пожалуйста, опишите своих детей. Вспомните, как они выглядели, когда вы увидели их на станции.

Моубрей покачал головой:

— Нет, прошу вас, не надо… я не могу… просто не могу!

— Нам очень важно знать, как они выглядели, — не сдавался Ратлидж. — Вам показалось, что они здоровы и веселы… или болезненные, запуганные?

Моубрей зажал уши ладонями и стал раскачиваться из стороны в сторону.

— Нет! Не надо! Пожалуйста, не надо!

Ратлидж был безжалостен. Дело необходимо сделать.

— Дети растут быстро. Как по-вашему, ваша Мэри была хорошей матерью? Она заботилась о детях? Они хорошо питались? А может быть, она пренебрегала ими, дети росли худые, бледные…

Моубрей снова вскинул голову; глаза, полные слез, полыхнули гневом.

— Она хорошая мать и всегда была хорошей матерью! Ничего не желаю слышать против моей Мэри!

— Должно быть, ее вы узнали без труда… и детей тоже? Девочка, должно быть, вытянулась, как тростинка, — в таком возрасте, как у нее, это часто случается…

Упорство не помогло Ратлиджу. Моубрей судорожно втянул в себя воздух и вскинул руки вверх, как будто отражал удары.

— Говорю вам, я не мог их обидеть… они живы! Я любил их… хотел их растить… Ради всего святого, я любил их!

Ратлидж коснулся плеча узника, стараясь не смотреть в его глаза, которые видели перед собой ад.

«Как глаза Хэмиша, если вдруг обернуться и заглянуть в них…»

Хрипло и часто дыша, Ратлидж вышел из камеры. Мысли у него в голове путались. Констебль шагнул было на порог, где остановился.

— Надо же, при вас он разговорился… а я никак не мог его заставить!

— Ни к чему хорошему это не привело! Вы идете?

— Я должен подождать, пока вернется Хиндли, — ответил дежурный констебль. — Если не возражаете…

— Конечно. Я сам найду дорогу. — Ратлидж прошел по коридору, слушая свое хриплое дыхание. На крыльце он столкнулся с Хильдебрандом.

— Вид у вас такой, словно вы привидение увидели, — заметил Хильдебранд, пристально глядя на Ратлиджа. — Что случилось?

«Я туда не вернусь! Во всяком случае, сейчас!» — сказал себе Ратлидж, а вслух ответил:

— Ничего не случилось. Но я хочу поговорить с вами там, где нас никто не услышит. Может быть, прогуляемся до станции?

Недовольный, распаренный, Хильдебранд еле поспевал за быстро шагающим Ратлиджем.

— Я почти все утро провел на жаре, — ворчал он. — Неизвестно, что будет раньше: мы найдем трупы или я умру от солнечного удара. И не только я — половина моих подчиненных!

— Именно об этом я и хочу с вами поговорить. По-моему, на станции Моубрей не видел ни жены, ни детей…

— Не говорите глупостей! — оборвал его Хильдебранд, останавливаясь и глядя на Ратлиджа в упор. — Конечно, он их видел и именно поэтому впал в ярость!

— Черт побери, да послушайте же меня! По-моему, ему только показалось, будто он видел свою жену… а на самом деле он просто видел похожую на нее женщину с детьми. Дети, как он их описал, были ровесниками его детей на фотографии… Такие, какими он их запомнил. Но ведь он не видел их три года! И вот женщина с детьми так живо напомнила ему родных, что он пришел в замешательство. Но тут поезд тронулся, и он не сумел разглядеть лица женщины и поговорить с ней. К тому времени, как он вернулся в Синглтон-Магна, он был убежден, что видел их, что его жена и дети каким-то образом выжили. После того как он их не нашел, у него случилось помутнение рассудка. Он решил, что жители городка вступили в сговор и спрятали от него Мэри и детей. Он все больше распалялся…

Хильдебранд смотрел на него исподлобья. Он явно был не в том настроении, чтобы слушать бредни приезжего…

— Похоже, старина, это у вас от солнца мозги расплавились! Он потому и погнался за женой, что узнал ее. Ее он убил, а детей нам нужно разыскать…

— Моубрей вполне мог убить женщину, — согласился Ратлидж, с усилием беря себя в руки. — Но всякий раз, как мы расспрашиваем местных жителей о пропавших, мы даем понять, что ищем жену и детей Моубрея. А их никто не видел! Если бы мы знали фамилию женщины… детей… или их спутника… возможно, мы услышали бы другие ответы!

— Фамилию их спутника? То есть если он женился на ней и она взяла его фамилию? По-вашему, в таком случае мы сразу их найдем, если будем говорить всем: «Слушайте, мы ищем герцогиню Мальборо, вот ее фотография, а вот ее дети». И тогда какой-нибудь скучающий лакей наверняка ответит: «Она поехала навестить свою кузину в Лайм-Риджис, мы не ждем ее домой еще несколько дней!» Потом лакея придется долго убеждать в том, что его хозяйка вовсе не в Лайм-Риджис, что ее убили!