поэтами (Клер категорически отказалась) в непростой и даже опасный путь по снежным полям и ледяным рекам — ей хотелось прочувствовать, понять, что испытывал Франкенштейн в погоне за созданным им чудовищем по Северу. Там, в Шамони, случилось то, что повергло ее в ужас и отчаяние из-за плохого предчувствия. В гостиничной книге для гостей Шелли в графе «род занятий» написал по-гречески «Демократ, Филантроп и Атеист», а там, где следовало указать конечную цель путешествия, он вывел недрогнувшей рукой «L’Enfer» («Ад»)! Он делал так не в первый раз, шокируя многочисленных английских путешественников, посещавших те же места и прекрасно владевших и греческим, и французским. Позволим небольшое отступление: ставший притчей во языцех атеизм Шелли, из-за которого его выгнали из Оксфорда, вырос непосредственно из его увлечения трудами Уильяма Годвина, который сейчас обвинял незаконного зятя во всех смертных грехах! Это Годвин идеализировал мильтоновского Сатану как воплощение революционного пыла и страсти, а Шелли всего лишь продолжил его мысль, написав в своем очерке «В защиту поэзии», что Сатана едва ли не выше Бога, потому что «верит в правоту своего дела и борется за него, не страшась поражений и пытки». Неслучайно этот очерк был напечатан только в 1840 году, когда поэта давно уже не было на этом свете. Так что «Ад» в гостиничной книге в Шамони возник далеко не случайно.

Справедливости ради скажем, что даже Байрону это не понравилось: через несколько месяцев он вернулся в Швейцарию и вымарывал такие записи Шелли во всех гостиницах, где только их видел. Должно быть, Байрон хорошо помнил о том, что именно из-за атеистических высказываний в «Королеве Мэб» Шелли лишили опеки над детьми.

Когда вернулись на озеро, Перси сумел успокоить Мэри. Она любовалась подрастающим Уильямом, гуляла с Полидори, учила греческий и итальянский — но главное, она писала, писала свой роман, и счастливее ее тем летом не было никого на свете.

J

4

И все-таки кто он?

«Франкенштейн» во времена Мэри Шелли и сегодня (литературное отступление)

На самом деле она хотела прокричать всему миру: это уродливое страдающее чудовище, вызванное к жизни против своей воли, — я сама! Это Шелли и Байрон! Это Клер, Фанни и все те, кто страдает от нелюбви и непонимания. Кого считают монстрами только за то, что они не похожи на остальных. И ей это удалось. Хотя должно было пройти двести лет, чтобы люди разглядели себе подобных в тех, кто отличается от большинства, и заговорили о том, что их тоже надо любить. Вообще всех надо любить.

Мэри Шелли за свою жизнь написала семь романов. Причем один из них — «Последний человек» — просто великолепен. За многословием XIX века там прячется пророческое фэнтези: действие происходит в конце XXI века, когда эпидемия чумы уничтожила человечество и на земле остался один-единственный несчастный. Сегодня, когда от ковида уже умерли миллионы и мир приспосабливается к какой-то новой, неведомой прежде жизни, эта антиутопия читается по-особому. Но знают об этом произведении лишь литературоведы, хотя оно переведено на многие языки, в том числе на русский. Зато «Франкенштейн» продолжает свое победное шествие: он переиздается каждые два года, и уже невозможно сосчитать все фильмы и постановки, ему посвященные. В одном из относительно недавних фильмов — «Красавица для чудовища» — Мэри Шелли играет голливудская звезда Эль Фаннинг, но разглядеть в ней реального автора знаменитого романа невозможно.

Зато героиня фильма «Титан» Жюлии Дюкурно (Золотая пальмовая ветвь в Каннах-2021) — типичный Франкенштейн. Этот боди-хоррор как раз и посвящен мутациям и трансформациям человеческого тела. Алексия в детстве попала в автокатастрофу, и для спасения жизни ей вживили титановую пластину. Повзрослев, она испытывает странную тягу к автомобилям и даже беременеет после фантастического эротического акта в авто. Поняв, что она монстр, она начинает убивать, пока не попадает в дом такого же психически искалеченного старого человека, пожарного. Он принимает ее за своего исчезнувшего много лет назад сына и… лечит любовью. Безоглядной, всепрощающей, подчиняющей себе все вокруг любовью, которая единственная может изменить мир. В Каннах часть аудитории падала в обморок и выбегала из зала, часть — восторженно аплодировала. Что-то все-таки поменялось в человеческом сознании со времени Мэри Шелли, нравится это кому-то или нет.

Вспомним, что Виктор Франкенштейн — имя ученого, героя романа, который создал человекообразного монстра, зажившего самостоятельной жизнью. Само уродливое чудовище безымянно, но отнюдь не безлико (хрестоматийный его образ создал актер Борис Карлофф в фильмах голливудского режиссера Джеймса Уэйла, из ярких работ — Роберт Де Ниро в этой роли в картине британского режиссера Кеннета Брана и Бенедикт Камбербэтч на лондонской сцене). Оно жаждет любви и понимания, пытается вступить с людьми в какие-то отношения — но те в ужасе бегут от него, да еще оскорбляют и избивают. Тогда монстр просит своего создателя сотворить ему пару, чтобы ему не было так одиноко, — тот по понятным причинам отказывается. И вот тут происходит самое страшное: чудовище начинает мстить, убивая ни в чем не повинных людей. Присутствующие в романе хоррор и фантастика вкупе с абьюзом, эйблизмом и разного рода фобиями оказались исключительно востребованы сознанием современного человека. Архетипы и актуальность слились в одно целое, хотя полностью разгадать загадку этого великого произведения, кажется, невозможно.

Текст Мэри Шелли предлагает три исповеди — Виктора Франкенштейна, жаждущего уничтожить свое творение, самого монстра и капитана Уолтона, который становится невольным свидетелем погони Франкенштейна за своим мучителем где-то на далеком Севере. Красочные описания бескрайней ледяной пустыни, грозящей поглотить корабль Уолтона, со сверкающими на солнце белыми снежными глыбами и пронизывающим сухим ветром, навеяны, конечно, впечатлениями Мэри от путешествия на швейцарский ледник Мер-де-Глас. Но личное присутствие автора этим не ограничивается: она сама — тоже героиня романа, и весь текст — это и ее исповедь, что вполне укладывается в русло романтической литературы, которую чета Шелли столь ярко представляла. Причем ее альтер эго — это вовсе не Франкенштейн или Уолтон, а как раз… само чудовище.

Удивительно, но наибольшее сочувствие при чтении книги вызывает не Виктор Франкенштейн, а созданный им демон. Он несет на себе неизбывную печать оставленности, сиротства, потери Отца, который отрекся от него. Мэри при рождении потеряла мать — она узнавала о ней из мемуаров Годвина, точно так же как чудовище открывало тайну своего рождения из дневника Франкенштейна. После ее побега и отец отказался от нее, отчего она страдала неимоверно, посвятив именно ему, между прочим, свою главную книгу.

Одиночество, когда весь мир