— Я тебе покажу «балласт», — рычу и с облегчением выбираюсь на белую гальку, где растительности почти нет.

Над озерной гладью висит розоватый круг местного ночного светила, а сам водоем напоминает зеркало. Ни единой волны, никакого движения. Даже из-за водопада озеро не двигается, хотя должно бы. Я слышу только шум падающей воды и — больше ничего. Иду вперед, опасливо огибая островки деревьев, которые так любезно укрывали нас днем. Галька скользит под подошвами сапог, револьвер ложится в ладонь, и его вес придает мне уверенность. Только подобравшись к озеру вплотную, я улавливаю слабый запах гнили. Сладковатый, тягучий и всепроникающий.

У водопада меня встречает узкая тропка из камней. Местные жители ее создали или силы природы — не разобрать, но ступени выглядят надежно. После каждого шага я замираю и бросаю взгляд на озеро, ожидая нападения в любую секунду, но поверхность остается неподвижной: ни пузырьков, ни ряби.

На волосах и одежде оседает водяная пыль, от шума падающей воды закладывает уши, голова идет кругом от врывающейся в легкие прохлады. Сжимаю кристалл чуть сильнее, и желтоватый свет выхватывает из мрака часть стены и вход в пещеру, похожий на след от удара когтем.

Проход оказывается узким — мне приходится основательно напрячься, чтобы протиснуться внутрь. Трудно представить, как широкоплечему Геранту удалось пройти и не ободраться до костей.

Вспоминаю слова малышки о том, что прислужник богини убивал местных охотников.

Но тогда где эта подводная тварь?

Не голодная, что ли?

Пробравшись в пещеру, я поднимаю кристалл над головой и стискиваю его изо всех сил.

Подарок Бардо ослепительно вспыхивает, выхватывая из темноты влажные стены в зеленоватых пятнах курчавого мха и каменный пол, покрытый сеткой тонких трещин.

Коридор идет дальше, немного расширяется через десяток ярдов. Мелкие камешки попадаются под ноги и впиваются в ступни даже через подошву.

Рука под регенгелем невыносимо чешется, отвлекая внимание, и я давлю желание впиться в черную массу ногтями и разодрать ее в клочья, чтобы добраться до зудящей плоти.

Коридор обрывается в небольшой пещере, из которой в стороны тянутся еще два туннеля.

Опускаю кристалл и застываю на месте, не в силах отвести взгляд от пола, где алыми маками распустились пятна свежей крови.

Когда удается разлепить глаза, я утыкаюсь взглядом в тонкие черные нитки, похожие на застывшую слюну. Или паутину.

Меня передергивает, и по коже бегут противные мурашки, а под ребрами тяжело ухает сердце, разгоняя по венам холодную кровь. Каких размеров должен быть паук, чтобы скрутить здорового мужика? Я даже увидеть ничего не успел! Вселенная, отмотай назад! Я ничего не понял…

Голова забита влажной ватой, а язык распух во рту до такого состояния, что я едва могу мычать — о крике даже речи не идет.

Слова девочки о прислужнике сбили меня с толку, и, ожидая нападения от этого долбаного кракена из озера, я пропустил другого врага, что затаился в пещере.

Пытаюсь повернуть голову и осмотреться — от первого же движения в горле булькает отвратная горечь, а мир перед глазами идет волнами и затягивается кровавым маревом, раскрашивается красной охрой. Пещера, куда меня притащили, совсем небольшая — максимум десять на десять шагов. Она похожа на каменный мешок. Кладовую, где держат мясо перед тем, как его употребить.

Светящаяся плесень покрывает бугристые своды, а у противоположной стены валяется внушительная куча костей. Воздух — холодный и густой — колеблется киселем, и кажется, что его можно резать и мазать на хлеб.

В голове колокольным звоном гремит мысль о Ши.

Если не объявлюсь к утру — эта дуреха отправится искать. Могу спорить на что угодно: точно знаю, что явится за мной. Мышцы выкручивает от бессилия, даже ворона не могу вызвать, потому что яд неведомой твари шарахнул по пернатому от души.

Ворон забился в дальний уголок и голову не поднимал, не откликался и был, как мне показалось, в глубоком обмороке.

Пытаюсь освободить руку и натыкаюсь на вездесущую паутину: она опутывает ноги, намертво въедается в ткань штанов, цепляется за волосы и рубашку. Пытаюсь разорвать путы и шиплю от боли, потому что вязкие нити впиваются в кожу, режут ладони и могут снять мясо с костей при любом резком движении.

Слева, там, где черный провал единственного туннеля уходит в неизвестность, раздается тихое шипение и постукивание. Вздрагиваю всем телом и рву паутину, как одурелый, отшвыривая в сторону черные липкие лохмотья.

Нечто идет, чтобы полакомиться человечиной.

Постукивание приближается неумолимо, становится громче, отчетливее.

Цок-цок-цок.

Пауза.

Цок-цок.

Снова пауза.

Тварь либо любит изощренно пытать пленников ожиданием, либо неуверенно держится на ногах! Все больше склоняюсь к первому, потому что после каждого «цок-цок» покрываюсь липкой испариной и замираю на месте, чтобы ничем не выдать себя.

Не хватает еще, чтобы животина решила бежать быстрее.

Последний кусок черной дряни оставляет глубокий порез на животе, отчего ткань рубахи пропитывается кровью. Если тварь ориентируется по запаху, то мне конец, даже если я залезу на потолок. Так что лучше пристукнуть ее раньше.

Животные не разоружают, и путы оказываются не такими уж и прочными, но дробовик я взять не решаюсь. Лишний шум может привлечь других обитателей пещеры, а они здесь есть наверняка.

Местные хищники совсем отвыкли от крупной и сильной добычи.

Повезло.

Не зарекайся, Герант. Ты еще не выбрался.

Цок-цок-цок

Пауза.

Цок…

Нечто замирает у самого входа, а я прижимаюсь к стене там же, где меня спеленали. Свет плесени порождает зыбкие тени, в которых с трудом угадывается силуэт врага. Сердце подпрыгивает к горлу и встает поперек глотки, мешая глубоко вздохнуть. Клинок в руке тяжелеет, а время растягивается, как жевательная резинка.

Цок-цок…

Мне достаточно одной секунды, чтобы размахнуться и врубить оружием в податливую плоть. Та расходится под лезвием с громким хлопком, лопается, как переспевший фрукт, пачкая стены черной кровью и слизью. В нос бьет острый запах гнили и перца.

Животина опять подозрительно напоминает человека.

Худое бледное тело, руки настолько длинные, что почти касаются земли, ноги ниже колена расщеплены на несколько отростков, увенчанных тонкими костяными «лезвиями».

Так вот откуда это «цок-цок»…

Вытянутый, заостренный к макушке череп, ничего похожего на рот и глаза, а вместо лица — гладкое полотно, испещренное трещинами и глубокими морщинами. Как же эта гадина ест?