И похоже, его ночной перепихон под угрозой срыва.

Он показывает на Элли.

— Я не могу просто так оставить ее. Она может откинуться, как Дженис Джоплин, во сне — тогда Николас убьет меня, и у меня не будет вариантов, кроме как позволить ему это сделать.

Элли печально качает головой.

— Дженис Джоплин — какой голос.

И начинает плакать.

— Это просто так грустно.

Она закрывает лицо руками, теперь уже всхлипывая.

— Она так сильно любила Бобби Макги!

Черт возьми.

Когда я закончу с Генри, Николасу мало что останется убивать.

Чтобы удержаться от совершения тяжкого преступления, я выступаю добровольцем:

— Я присмотрю за ней, Ваше Высочество. Я на дежурстве всю ночь, и принц Николас настаивал, чтобы я присматривал за Элли лично.

Его взгляд перескакивает на меня, затем снова к Элли.

— Ну не знаю…

Элли поднимает голову, ее рыдания сразу прекращаются, она, спотыкаясь, подходит ко мне и обхватывает мою руку — она вздыхает, вдыхая ее запах, практически трахая ее.

— Ты можешь оставить меня с Логаном, Генри. Он мой герой.

Генри подозрительно наклоняет голову.

— Правда?

— Абсолютная. — Элли вздыхает, гладя меня по руке. — Мой милый, злющий ангел-хранитель.

Боже правый.

Белокурый принц оценивающе смотрит мне в глаза, как это делают мужчины. Я не отворачиваюсь, не моргаю. Через мгновение Генри кивает, хлопает ладонями по подлокотнику дивана и приподнимается.

— Ну, с меня довольно.

Элли хлопает в ладоши.

— Ура!

И чуть не падает в камин.

Я подвожу ее к антикварному креслу.

Генри демонстративно кланяется Элли, берет ее за руку и целует тыльную сторону ладони.

Она хихикает.

— Спасибо тебе за сегодняшний вечер.

Он опускается на колено.

— Тебе же было весело? Скажи, что это был лучший вечер в твоей жизни. Ты же знаешь, мне нужно поддерживать репутацию.

Элли кивает, вся такая легкомысленная и расслабленная.

— Самый лучший! Мне здесь ужасно нравится, и ты будешь потрясающим королем.

На лице Генри появляется странное выражение. Грустное, задумчивое.

— Ты добрая девочка, Элли. Тебе следует покинуть это место как можно скорее.

Но он моргает, и его шутовская улыбка возвращается на место.

Генри протягивает кулак.

— Добро пожаловать в семью, сладкая.

Элли пытается стукнуть кулачком в ответ… но промахивается и чуть не бьет Генри прямо в нос.

Смеясь, Генри держит Элли за запястье и ударяет кулаком о ее кулак.

Потом он встает, кивает в мою сторону, обнимает свою даму за плечи и выходит из комнаты.

* * *

— Эй, Логан?

— Да?

— Когда у тебя день рождения?

— Седьмого июня.

— Ого.

— Эй, Логан?

— М-м-м?

— Сколько тебе лет?

Я отвечаю не задумываясь.

— Двадцать три.

— Хм. Эй, Логан?

Это продолжается уже полчаса. Элли сидит на антикварном диване с индийским узором в огурцах, уставившись на пустой камин, а я сижу рядом с ней. Я давно снял с нее туфли, но она не сделала ни одного шага к своей кровати. В любом случае ей лучше сидеть прямо.

— Какой твой любимый цвет?

— У меня его нет.

— У всех есть.

— Синий.

— Светло- или темно-синий?

И я снова отвечаю, не подумав:

— Светло-синий.

Элли сонно поворачивает ко мне голову, ее длинные ресницы трепещут.

— А у меня светло-синие глаза.

Мои мысли на мгновение останавливаются.

— Так оно и есть.

За то время, что я провел рядом с Элли Хэммонд, я старался смотреть куда угодно, только не на нее — такова моя работа. Но в этот момент, когда я так близко, мне не на что больше смотреть.

И я смотрю.

У нее изящная шея, прямые плечи с тонкими ключицами. Ее кожа гладкая и кремовая, с естественным розовым румянцем на щеках. Брови светлые и изогнутые, глаза круглые и глубоко посажены — умные, с оттенком озорства. И у нее веснушки… Очаровательная россыпь светлых веснушек, целующих переносицу ее изящного носика.

— Эй, Логан?

— Да?

— Мне что-то нехорошо.

Вот оно. Я ожидал этого.

— Так. Не волнуйся. Как только тебя вырвет, ты почувствуешь себя намного лучше.

Ее миниатюрные черты искажаются.

— Звучит не очень весело.

— Нет.

На несколько мгновений единственным звуком в комнате становятся быстрые, резкие вдохи Элли.

И затем:

— Эй, Логан?

— Да?

— Где здесь туалет?

Она затыкает рот, и все ее тело сотрясается в конвульсиях. Я быстро подхватываю ее под руки, помогаю встать и веду в туалет. Переступив порог, она пошатывается и идет к открытому унитазу, упирается руками в сиденье, и поток алкоголя извергается из ее желудка.

Я собираю пряди ее волос и убираю их назад, нежно потирая между лопаток и бормоча ласковые слова. Хотя у меня это не входит в привычку, я бывал на ее месте — и не раз, — и это ужасно.

После еще нескольких заходов кажется, что ее желудок наконец-то пуст. Я передаю Элли комок салфеток, и она кашляет, вытирает рот и прислоняется спиной к стене.

Я тянусь, чтобы спустить воду в унитазе, но Элли стонет.

— Не надо, это так отвратительно. Я такая отвратительная.

— Прекрати, — упрекаю я, потому что она смешная.

Через некоторое время она наклоняет голову в мою сторону, все еще прикрывая рот салфетками.

— Не мог бы ты принести мне мою зубную щетку и пасту, пожалуйста? И стакан воды.

Я киваю, делая, как она просит. Зубная щетка Элли светло-розовая — того же цвета, что и лак на ее руках и ногах. После того как она почистила и прополоскала рот, я кладу все рядом с раковиной.

— Ты сможешь дойти до кровати или хочешь, чтобы я тебя отнес?

Она закрывает глаза и строит гримасу.

— Сама дойду.