— Легко уточнить ситуацию, чтобы избежать абсурда. Она рано развилась. Сейчас, возможно, уже поздно — необходимо тем не менее нам всем сговориться, чтобы начать ей объяснять, что у нее нет родителей, что она сирота. Да, следует начать сразу. Начинай ты, и мы будем следовать за тобой. А теперь, пожалуйста, оставь меня, Соланж.

Соланж не сделала попытки встать и поклониться, она сидела тихо, глядя на Паулу, которая взяла ручку и начала писать своим наклонным уверенным почерком поперек через страницу.

— Пожалуйста, оставь меня, Соланж. — Теперь это уже была команда.

Соланж осталась сидеть.

— Матушка, я решила сказать Амандине правду.

Перо еще в руке. Паула взглянула поверх.

— Какую правду?

— Что у нее есть мать, но это… это ее мать не хочет быть…

— С кем ты консультировалась, дитя?

— Я не верю в историю, которую вы мне рассказали. Что оба ее родителя умерли через несколько дней после ее рождения. Без дополнительной, более достоверной информации, более подробной, без доказательств я не могу поверить и поэтому не могу просить Амандину в это верить. Я не буду пытаться убедить ее в том, во что не верю сама.

— В чем же ты хочешь ее убедить?

— Что ничего не известно о ее матери, и что я надеюсь однажды узнать что-нибудь о ней, и что гораздо лучше для ребенка сознавать это, чем думать, что ее мать умерла. Особенно, когда никто не знает наверняка, что с ней. Уверены ли вы в своей правоте, матушка?

Паула сидела молча.

— Я думала о том, что лучше для Амандины, святая мать. Я скажу ей, что ее родители, ее мать, во всяком случае, жива. Я скажу ей, что я не знаю, кто ее родители или где они и почему они оставили ее с нами, с вами. Я скажу ей, что однажды ее мама приедет забрать ее домой.

— Ты дашь ребенку надежду? Лучше скажи ей, что ты ее мама. Я всегда думала, что она уже достаточно большая, чтобы спросить о родителях, во всяком случае, о матери. Это естественно, не правда ли? Верно, твои фантазии о материнстве ближе к действительности, чем к кровным связям. Конечно, ты предана ей, Соланж.

— Я думала сказать ей, что я ее мама. И если бы я была уверена, что ее собственная мать никогда не будет на нее претендовать, я бы сделала это. Но в наших условиях это будет несправедливым и для Амандины, и для ее матери.

— Условия? Нет у нас условий. Амандина никогда не узнает своих родителей. Свою мать. Мертвая она или живая, дочь не узнает, кто она. Амандина для нее не существует.

Паула отвернулась от Соланж. Она говорила себе, что ребенок для нее больше не будет существовать, как только Соланж покинет эту комнату. Она снова повернулась к Соланж.

— Да, это и моя линия поведения.

— Простите, матушка, вы о чем?

— Будь уверена, Соланж, что жизнь этого ребенка началась в тот день, когда ее принесли сюда. И оставили здесь. Будь уверена и в том, что ты спасла себя и ее от той части страданий, которое ей выделила судьба. Я признаю, что это странно, но тем не менее это правда.

— Вы думаете, что ее принесли умирать, не так ли, матушка? Вы и священник, вы оба думали, что это случится через несколько недель, несколько месяцев, и она уйдет? Вы взяли ее на короткий срок, как инвестицию, я понимаю.

— Понимаешь?

— Думаю, да. Моего понимания вполне достаточно.

— Так что ты предлагаешь делать с этим ребенком, должна ли она…

— Вырасти? Об этом вы меня спрашиваете? Нетрудно предположить. Здесь она получит полное школьное образование, потом я должна буду помочь ей найти свой путь к высшему образованию, если это покажется ей нужным, или постричься в монахини, если она к этому склонится, и найти хорошую работу вне светского мира. Я должна буду ей помочь, направить ее. Несомненно, вы тоже должны ей помочь, святая мать.

— Это не моя обязанность.

— Нет. Не ваша обязанность. Ваша обязанность — отрицание. Вот как вы относитесь к ней, святая мать, при том что вы знаете, как она тянется к вам, как она тоскует по вашей любви. И вы говорите мне о жестокости?

Голова склонилась к бумагам, скрип пера перешел в шепот, Паула ничего не ответила.

— Кто была та женщина, что привезла сюда Амандину? Иностранка. Красивая женщина.

— Я ничего не знаю об иностранке.

— Вы можете сказать мне, матушка. Я встречалась с ней, вы знаете. Видела ее однажды. Она приехала в наш дом поговорить с моей бабушкой. Я подавала ей чай, она уронила свой платок, и я видела ее. Глаза у Амандины такие же, как у нее, не так ли, матушка?

Паула вскочила, ударив кулаками по столу. Она закричала:

— Как ты смеешь? Твоя проницательность, дурацкая проницательность, которая может только ввергнуть ребенка в еще большую боль, чем связана с ее рождением. Как ты смеешь? Следуй своим инструкциям, Соланж. Если не хочешь им следовать, то рассчитывай на то, что его высокопреосвященство поддержит мое обещание. Ты будешь унижена и отправлена вон из монастыря.

— А я обещаю вам следующее. Я буду решать, что рассказать Амандине о ее жизни. И если меня отправят отсюда, я заберу девочку с собой.

Соланж поклонилась, повернулась и медленно пошла к двери. Посмотрела через плечо на Паулу, кивнула головой, как бы подтверждая свои слова, и мягко закрыла за собой дверь.

— Амандина, когда вчера я спросила тебя о твоей маме, ты подумала, что я шучу, не так ли?

Красные листья падали на землю, Амандина бегала за ними, пытаясь поймать их на лету. Она собирала их в кучу, складывала вместе, но ветер разбрасывал листья, и она снова бросалась за ними в погоню. Соланж стояла в нескольких метрах от нее и наблюдала за тем, как она прыгала и визжала.

— Амандина, Паула не твоя мама и не мама для каждой из нас. Ни моя, ни Жозефины, ни Марии-Альберты, ни Сюзетт или… Она наша духовная мать, лицо, которое ответственно за то, чтобы нам всем, кто живет здесь в монастыре, было хорошо. Можешь ли ты это понять?

Прижимая листья к груди, Амандина подошла поближе к Соланж.

— Ты имеешь в виду, что она дух? Что Паула привидение?

— Нет. Она не привидение. Она очень реальна, и она заботится о каждой из нас, как должна заботиться мать, но она не настоящая мама.

Женщина и ребенок сели под деревом, в шорохе красных листьев.

— Она наша поддельная мама?

— Нет. Каждая из нас имеет мать, которая ее родила. Это наша собственная мать. И Паула не такая мать для каждой из нас.

— Ни для кого из нас?

— Нет.

— А у тебя есть твоя собственная мама?

— Да. У меня есть мама. И папа. У меня есть две сестры и бабушка, тетки и дяди и, как я недавно подсчитала, восемь кузенов.