Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пока с ними жила дочка Машка, в доме было повеселей. Но Машка рано выскочила замуж – в восемнадцать лет. Когда он говорил жене, что скучает по дочери и в доме стало пусто и одиноко, она пожимала плечами – жизнь идет своим чередом.
Прагматик, человек-рацио. Он ей завидовал. Чувствовал себя неудачником. Страдал. Понимал, что жизнь обманула и к тому же катится в тартарары.
Спросил как-то:
– Слушай, а тебе нравится, как мы живем?
Она пожала плечами:
– Нормально. Нормально живем. Не орем друг на друга, не скандалим. Не бьем посуду.
– А то, что не спим вместе, это тоже нормально? – удивился он.
– Ну, знаешь, какие могут быть страсти после двадцати трех лет брака? Ты думаешь, только у нас так? – усмехнулась она. – У всех все одинаково.
Он не знал. Поговорить на эту тему было не с кем. Ей, наверно, виднее, все-таки медик. А она продолжала покорять новые вершины. И ей, надо сказать, это блестяще удавалось.
– Альпинистка, – называл он ее.
В доме совсем не стало гостей.
– Какие гости, Сережа! – возмущалась она. – Все еле живые, пашут, как на галерах. А в субботу и в воскресенье я хочу отоспаться.
К родителям он ездил один.
– А Леночка? – спрашивала мать.
Невесткой она по-прежнему гордилась. Собирала все ее статьи и интервью из журналов и газет.
– Бедная девочка! – говорила. – Так устает.
Это была правда. Она действительно очень уставала. Очень. Приходила домой, молча скидывала сапоги. Молча переодевалась. Молча мыла руки. Молча съедала ужин. И уходила к себе – работать. Отдыхать она тоже ездила одна – ему было неловко ездить за ее счет. Да она и не предлагала.
– Соседи живут веселей, – с горечью говорил он.
– Не придумывай, – махала она рукой. – Все эти мысли лезут тебе в голову от безделья. Сейчас все так живут. Что поделаешь – надо выживать. И потом, этот мегаполис…
Он пошел таксовать. Работа ему, в общем, нравилась. Если б не сумасшедшие пробки. А так – сам себе хозяин. На «карман» всегда себе заработаешь. Особенно он любил халтурить по вечерам, даже ближе к ночи – когда город хоть немного, но утихомиривался.
Шел проливной дождь. У метро «Октябрьская» он посадил пассажирку. Она скинула капюшон, и он увидел ее профиль – короткий, чуть вздернутый нос, кудрявые темные волосы. Она достала зеркальце, расстроенно сказала:
– Ну вот, конечно, потекла, – и стала платком вытирать черные разводы под глазами.
Она объяснила, что ей нужно на проспект Вернадского, тут недалеко, но хорошо бы еще заскочить в аптеку – купить лекарство. И еще на минуту в магазин.
– Вы не торопитесь? Вам это будет не сложно? – спросила она.
– С вами – на край света, – отшутился он. А потом серьезно добавил: – Не волнуйтесь, все сделаем, конечно.
Она вздохнула, успокоилась и стала рассказывать, что заболела подруга и надо привезти лекарство.
Он удивился:
– Ночью?
– А что? – не поняла она.
В дежурной аптеке купили аспирин и микстуру от кашля. Она попросила остановить у «Перекрестка».
– Хотела купить торт. Порадовать подругу. Она такая сладкоежка!
Сетовала, что совсем не разбирается в тортах – все сейчас такие дорогие и пафосные.
– А помните, был такой торт «Подарочный» – ну, орешки там и сахарная пудра?
Он обрадовался и кивнул:
– Мой любимый торт.
В «Перекресток» они зашли вместе. Выбрали торт – шоколадная глазурь, свежие ягоды. Торт был похож на клумбу.
– Купите еще молоко и мед, – посоветовал он.
– Господи, какой же вы умный! – воскликнула она. – А я совсем растеряха. Конечно же, молоко! Конечно! И мед – тоже, да, обязательно.
Она сказала, что ее зовут Таня, что у нее есть сын Костик и собака Глаша – смешная, толстая и неуклюжая. С собакой, конечно, море хлопот – и грязь, и шерсть, но когда Глаша тебя встречает после работы – можно все простить. Он сказал, что тоже обожает собак.
– А почему не заведете? – удивилась она.
Он почему-то растерялся и не нашел, что ответить. У нужного дома он спросил:
– Вы надолго? Я бы мог вас подождать.
Она удивилась и смутилась одновременно:
– Нет, не надолго, но все равно это время. Ну что вы будете ждать, неудобно как-то. Все равно час там проторчу наверняка.
Он обрадовался. Час – это такая ерунда!
Она вошла в подъезд, а он включил музыку, откинул голову и закрыл глаза. По радио пел Синатра. Конечно, о любви – нежно, вкрадчиво и волнующе.
Она вышла быстро, примерно через полчаса. Сказала, что подруга – нахалка: села перед телевизором с коробкой торта смотреть сериал.
Они поехали по Ленинскому в сторону ее дома. Она рассказывала, что развелась давно, когда сыну было полгода. Конечно, очень тяжело. Но вместе тяжелее. Она ни о чем не жалеет. Сын получился замечательный – так что спасибо бывшему мужу. И вообще, у них большая семья – мама, брат, двое племянников. Мама живет за городом, у брата. Сажает цветы, нянчится с внуками, ладит с невесткой.
Подъехали к ее дому. Она смутилась и растерянно достала из сумки кошелек. Он покачал головой.
Она глубоко вздохнула и предложила ему подняться и выпить чаю. Дом был старый, пятиэтажный, желтого кирпича. Пешком поднимались на четвертый этаж.
– Квартира маленькая, крошечная кухня совсем, газовая колонка. Но я в этой квартире родилась и не уеду отсюда никогда, – рассказывала она по дороге.
Она достала ключи, и за дверью радостно заскулила собака, густо-рыжая, похожая на маленького, неуклюжего медвежонка. «Чау-чау», – вспомнил он смешное название.
Они разделись и прошли на кухню.
– Сын на каникулах у мамы, – объяснила она. Потом поставила чайник и села напротив.
Теперь, при свете, он наконец разглядел Таню – так ее звали. Она была чуть полновата – но это совсем не портило ее, наоборот, придавало мягкости и женственности. Серые глаза, чуть припухшие мягкие веки, тяжелые вьющиеся волосы, схваченные на затылке блестящей крупной заколкой.
Она налила чай и поставила на стол вазочку с конфетами. Собака лежала у его ног и смотрела на него внимательно и настороженно. Он посмотрел на часы и сказал:
– Пора.
Они стояли в маленьком темном коридорчике, и больше всего на свете ему не хотелось надевать куртку и уходить.
Он зашел в свою квартиру и увидел свет в комнате жены.
– Слушай, а давай заведем собаку! – сказал он.
Жена оторвалась от компьютера и посмотрела на него.