— Что случилось скажешь? — Ане понятно было, чего хочет… И самой хотелось того же — забраться на руки, расплакаться, поделиться… Но это ведь истерика. Ему она зачем? Поэтому мешкалась. Сомневалась…

В итоге же вложила свою ладонь в его, послушно сначала сделала несколько маленьких шагов, когда потянул, пока не уткнулась носками тапок в диван, забралась на колени, почувствовала, как мужские руки проходятся по ее бедрам, останавливаются на ягодицах, чуть подтягивают, чтобы она вся оказалась немного ближе.

Корней сам тянется к губам, сам целует.

— Спасибо. Это правда отличный подарок, Аня. Пожалуй, один из лучших.

И мог бы не повторять. Тем более, не уточнять, но он зачем-то это делает… Наконец-то вызывая улыбку. Вяленькую. Хиленькую. Но хоть какую-то…

— Я рада. Очень старалась. И волновалась.

Которой все же не хватает надолго. Поэтому Аня без зазрений совести обвивает шею руками, утыкается лицом в нее же, закрывает глаза, выдыхает…

Знает, что до сих пор так и не ответила на вопрос. И благодарна, что он не торопит.

Дает побыть в тишине. Дает немного прийти в себя. Дает напитаться. Его уверенностью, что ли… Гладит по спине, ждет, пока сама заговорит. И дожидается.

— Был какой-то очень сложный вечер. Так часто бывает, наверное. Всё разом…

— Что «всё»? — задает вопрос куда корректней, чем свойственное ему: «внятно, Аня».

— Мы были в ТЦ. Стояли с Алиной в очереди. И я… Дурочка, конечно, но… Женщину увидела. Мне показалось… — даже произнести это было сложно. Снова просыпалось это странное чувство ухающего в пятки желудка… — Мне показалось, что я увидела Анфису. М-маму… И я…

— Твоя бабушка говорила, что ее нет в городе.

— Да. Нет. Я знаю это. Просто… Обозналась.

Снова собирая силы по крупинкам, Аня оторвалась, выпрямилась, уткнулась ладонями в мужские плечи, посмотрела в лицо, вроде как улыбнулась.

— Но это не страшно. Просто… — начала, прервалась, не выдержала — посмотрела куда-то в сторону, вдохнула глубоко… Долго выдохнула…

— Что «просто»? — услышала тихий вопрос. Захотела снова спрятаться. А потом поделиться. Именно этим. Не возможными проблемами на работе из-за сплетен. Не тем, что водила Алину за нос и теперь чувствовала себя гадко. А именно этим.

— Я сначала рванула к ней. Ну то есть к той, которая похожа… А потом остановилась, потому что… Я не представляю, что сказала бы. И испугалась, что она меня не узнает… Это так… Ужасно…

Последнее слово Аня произнесла, снова глядя на Корнея. Спокойного. Задумчивого. У которого наверняка в миллион раз больше куда более серьезных проблем. Реальных, а не придуманных. Стало стыдно. Захотелось опустить взгляд…

С губ почти сорвалось: «прости, забудь. Это глупости все», но слова «сбил» его вопрос:

— Вы давно виделись в последний раз? — заданный вряд ли для проформы. Слишком уж точный.

Хотя Корней ведь всегда точно знает, в чем кроется суть…

— Несколько лет не виделись, — Аня попыталась сгладить, отвечая обтекаемо, пожимая своими плечами, глядя на его — сначала одно, потом второе. Твердые. Горячие даже через ткань рубашки.

— Несколько — это сколько? — и пусть девушке очень хотелось, чтобы он не задал этот вопрос — Корней уточнил. А дальше наблюдал за тем, как Аня делает вдох, все так же смотрит на плечи, потом ему в глаза, улыбается, шепчет:

— Пятнадцать… Пятнадцать лет…

И почти сразу «ныряет» в воротник рубашки. Несколько секунд просто дышит, уже тише шепчет третье «пятнадцать», а потом всхлипывает, обнимая его шею с такой силой, что понятно — лучше не продолжать. Во всяком случае, сейчас.

Потому что пятнадцать — это ведь из прожитых двадцати.

Аня лежала на кровати, неотрывно глядя в потолок. И так уже больше двух часов. Знала точно, потому что устроилась спать в полночь, а когда в последний раз проверяла время, телефон показал: «01:48».

Хотела бы заснуть, но не могла. Крутила в голове. Вертела. Заново переживала, переговаривала, журила себя…

За то, как много рассказала сегодня Корнею. Совсем не нужной ему информации, на самом-то деле.

О себе, об Анфисе, о бабушке с дедушкой. О том, как жили. О том, что чувствовала.

И только сейчас понимала, что это ведь не из нее «лилось» так, что не заткнуть. Это он спрашивал. А она просто отвечала.

Больше не плакала. Быстро успокоилась. В миллионный раз смирилась, что в ее жизни все — вот так. Бывает и хуже.

Именно Корнею Аня призналась в том, о чем даже бабушке не говорила. Что когда-то, в семнадцать, пыталась разыскать отца. Что хотела даже сама позвонить Анфисе и спросить… Но не хватило смелости.

А еще рассказала, что время от времени с замиранием сердца забивает имя матери в доступных соцсетях, чтобы… Увидеть, как живет. Что очень редко — только когда хватает смелости — заходит в перечень контактов разных мессенджеров, открывает фото… И смотрит, чувствуя сразу так много… Но в основном — страх.

Наверное, это ненормально, но первым в Ане просыпался всегда страх. Перед незнакомой, по сути, женщиной, которая… Самая родная ведь. Должна бы быть такой, по крайней мере…

Но у них не сложилось.

И злиться на нее за это действительно не могла. Понимала, что это было бы закономерно. Но не могла. Максимум, на который сподобилась за прожитые годы, это смириться. Принять, как данность. И было вполне терпимо. За исключением редких дней, когда накрывало.

К примеру, как сегодня…

И снова в голове дурацкая сцена в ТЦ, за которую Ане по-прежнему было стыдно. Поэтому она потянулась рукой к лицу, потерла глаза, вздохнула…

Опять потянулась к телефону. Разблокировала.

Вздохнула еще раз, потому что…

«2:13».

А завтра ведь первая пара. И хочется встать пораньше, чтобы приготовить что-то для Корнея… Такого терпеливого сегодня. Такого…

Что сердце щемит. И снова становится стыдно, потому что так долго считала его не способным на подобное. Жестоким. Черствым. Билась о него, как о стену, и не подумала бы, что о нее — стену — можно ведь опереться…

Еще несколько секунд смотрела в потолок, а потом повернулась на бок, так же — не моргая — глядя уже в стену, разделявшую спальни. Почему-то не сомневалась, что он сейчас спит. И это хорошо, наверное. Да только…

Закрыла глаза, подложила ладони под ухо, представила…

Что он выходит из своей спальни, не стучится, но тихо открывает ее дверь, заходит… Ничего не говорит и не спрашивает, ложится рядом, притягивает, утыкается в волосы, шепчет что-то романтично-неправдоподобное, похожее на: «без тебя не спится»… И тут же засыпает сам. И она тоже — чуточку позже, когда эмоции поутихнут.