Она не знала, что ответить. Почему она не попросила лакея остаться? Потому что думала, что к ней приехал совсем другой посетитель?

– Здесь нас могут услышать слуги. Если это дело личное, вероятно, нужно подождать, пока не вернется мой брат и кузен. Я не думаю, что это прилично…

– А вы выйдите из дома, – вкрадчиво сказал он. – Пройдитесь со мной по саду. Деревенский сад вполне безопасен для личных разговоров.

Но он не безопасен в другом смысле. Сердце ее сильно забилось. Мысленно она увидела, как Джереми тащит ее в темноту, зажав ей рот рукой.

– Сейчас слишком позднее время для прогулок.

– Элетея, – ласково сказал он, – я знаю, что произошло между вами и моим братом.

Она резко вскинула голову, встревоженная:

– Что вы сказали?

– Я знаю, что вы стали его любовницей в ту ночь, когда он уехал.

Его любовницей. Исковерканная версия того, что случилось. Никакой любви там не было. Возмущение нарастало в ней.

– Он так вам сказал?

Он осторожно сжал ее локти.

– Мы с Мэри обсудили, как вам помочь в том случае, если вы родили ребенка тайком.

– Прошу вас не прикасаться ко мне, милорд. И я прошу вас об этом в последний раз. А чтобы удовлетворить ваше любопытство, скажу, что никаких тайных детей у меня нет.

Он отпустил ее. Она попятилась.

– Вы удалились в деревню больше чем на год. Я подумал, что горе… ну да не важно. А важно то, что вам нужен покровитель, Элетея. – Но манера, с которой он принялся ходить вокруг нее, не вызвала в ней чувство безопасности. – Женщина в вашем положении беззащитна и уязвима. Она – приманка для определенных отвратительных явлений, существующих в этой жизни.

Много ли он знает на самом деле? Или только что-то предполагает? Или Джереми признался ему для очистки совести? Гаю могло показаться странным, что она не рыдала на похоронах его брата.

– Мне бы хотелось, чтобы вы попросили меня о, помощи, Элетея. – Он помолчал. – Если бы мой брат женился на вас, мы с вами сблизились бы, я уверен. Вы доверяли бы мне. Доверьтесь мне теперь.

– Я сказала вам правду.

Она надеялась, что никогда больше не увидит ни его, ни вообще кого-либо из родни Джереми. Время, когда она не знала, беременна ли она, давно минуло. Через неделю после кошмара той ночи пришли месячные. И она нашла бы в себе силы самой нести этот крест, если бы его действительно возложили на ее плечи. Теперь же ей нужно было только смириться со своим падением и со всем, что с ним связано. Она была слишком порывиста, чтобы горевать о своей похищенной добродетели. Ей стыдно, но у нее есть брат и кузен, которые заботятся о ней, и деревенские друзья.

– Лорд Хазлетт, – решительно проговорила она, – вам нужно от меня что-нибудь еще? Обручальное кольцо вашего брата? Сожалею, но я потеряла его в тот день, когда узнала о его смерти.

– Нет, дорогая, – возразил он. – Мне вполне по средствам купить вам другое. Вы этого хотите? Хотите драгоценностей? Красивые туалеты?

Она заставила себя твердо посмотреть ему в лицо.

– У меня нет ничего ценного, чем я могла бы вас отблагодарить, кроме совета, как себя вести, который, как мне кажется, вы не примете во внимание.

– Вы ошибаетесь, Элетея.

Она выдержала его взгляд с циничной неохотой. Его зеленые глаза словно предлагали ей только сочувствие, но она не доверяла ему. Сейчас она больше рассердилась, чем испугалась. Она не потерпит еще одного насилия.

– Боюсь, вы меня не поняли, – сказал он. – Я не обладаю присущей моему брату несдержанностью и агрессивностью.

Значит, он знает.

– Ваше самообладание восхитительно, – добавил он. – Не знаю, был ли бы я на вашем месте таким всепрощающим.

– Возможно, мне нечего прощать.

Он улыбнулся понимающе:

– Другая женщина ударилась бы в истерику. Мой глупец брат боялся, что вы расскажете половине Англии о том, что случилось.

Она сжала губы от отвращения.

– Оставим мертвых покоиться с миром. Мне не в чем вам признаваться.

– Но я достоин вашего доверия. Я сохраню вашу тайну. И если вы мне позволите, я сделаю вашу жизнь лучше, чем она могла бы быть в ином случае. Я знаю, какой свиньей был мой брат. Порочный, берущий все, чего желает.

Она судорожно сглотнула. Ей нечего бояться. Можно закричать, и слуги услышат.

– Главная моя забота – ваше будущее, Элетея.

– Это моя забота, а не ваша.

– Существует очень много возможностей, открытых перед падшей женщиной.

Она почувствовала, что внутри у нее все сжалось, но все же ей удалось сказать:

– Пусть я и пала, но я уже снова стою на ногах.

– Между нами говоря, я не вижу ничего позорного в страсти. Джереми клялся, что вы поощряли его – что вы хотели подарить ему наслаждение в ночь перед его отъездом.

– Вот как? – слабо сказала она, ибо то, что она испытала, меньше всего можно было назвать «наслаждением».

– Если так, это был щедрый, подарок, из тех, что…

– Я считаю, что это был позор.

Он пожал плечами и снова начал медленно приближаться к ней.

– Значит, дурные воспоминания нужно заменить более желательной копией. Возможно, даже самим желанием.

– Это предложение от имени вашего покойного брата или от вас самого? – с отвращением спросила она.

– Вы никому не нужны, Элетея, и живете одна в этом захолустье. Для женщин вроде вас, не соответствующих требованиям, которые высшее общество предъявляет девушкам, существует другой образ жизни.

– Я знаю, кто я такая. И знаю, что это за другая жизнь, – сказала она голосом, дрожащим от негодования.

– Значит, вы понимаете, что я вам предлагаю. Это разумный выход из положения для красивой молодой женщины, которая не создана для того, чтобы быть гувернанткой.

Подъезжая к тихому помещичьему дому, Гейбриел начал чувствовать себя отчасти идиотом. Он забыл, что вся деревня ложится спать очень рано. Конечно, это не шло вразрез с его правилами поведения – посетить молодую леди без приглашения, под предлогом пустоты в кладовке его домоправительницы. Однако он не помнил, когда он заявлялся к красивой женщине попросить у нее миску муки, чтобы приготовить ужин.

Эта просьба показалась ему смехотворной. Излагая ее, он не сумеет сохранить на лице соответствующее выражение, и Элетея увидит его насквозь, как видела, по его подозрению, всегда. Это была приятная мысль – посмеяться вместе с ней над собой. Но когда он подъехал к концу аллеи, его веселое настроение улетучилось. У крыльца стояла карета, хотя в окнах мерцали всего один-два огня. Элетея явно еще не легла. И по-видимому, была не одна. Удивляться этому не следовало, однако он удивился.