— Как не знать! — Глаза Петра вспыхнули от нешуточного гнева. — Верный пёс моей сестрицы-Софьи. Гадюка! Никак не может успокоиться, сволочь! Зло тихо летать не может…

Бросив удивлённый взгляд на два мёртвых тела, царь взобрался в повозку, похвалил скупо:

— А ты, Алексашка, хват! Далеко пойдёшь, братец, не заворуешься если…

Подхватив свою берёзовую палку, Егор уселся рядом с Петром, нежно взмахнул вожжами, ласково попросил сонную лошадку:

— Поехали, дорогуша!

До Преображенского дворца они добрались уже без всяких приключений. Ехали молча, почти не разговаривая, Егор только вскользь полюбопытствовал о природе недавнего припадка.

Пётр нахмурился:

— Года три назад отравить пытались меня… Лекарь Фурье насилу отпоил тогда каким-то отваром. Но иногда всё возвращается, особенно если волнуюсь…

«Особенно если испугаешься до полусмерти!» — незлобиво усмехнулся про себя Егор.

Проехали через распахнутые ворота, окованные широкими железными полосами, от ближайшего деревянного терема им навстречу побежали взволнованные люди: конюхи, стольники, офицеры, кто-то в генеральском мундире, впереди всех — Никита Зотов, абсолютно трезвый, расчёсанный, без парика, с ухоженной кудрявой бородкой, в тёмной ферязи, — совершенно не похожий на себя вчерашнего.

— Государь, государь! А мы-то уже извелись все! Уже и не знали, подумать чего! Матушка ваша, Наталья Кирилловна, всю ночь не сомкнула глаз…

— Помолчи, Моисеич-Зотыч![2]— устало прервал его Пётр, ткнул указательным пальцем в Егора. — Вот этого человека зовут — Алексашка Меньшиков! Данилыч — по отцу… Подготовь Указ. Назначаю означенного Алексашку своим спальником! Нет! — задумался на минуту. — Назначаю его «царёвым охранителем»! Так и пропиши!

— Батюшка, Пётр Алексеевич! — повалился на колени Зотов. — Нет у нас такого чина, не гневайся!

— Нет, так будет! — сказал царь, словно припечатал. — Пока вы тут ворон да галок ртами ловили, на меня два страшных злыдня напали. И этот Алексашка безродный меня спас, обоих ворогов отправил в ад, к чертям на сковородки раскалённые! Вот так оно… Произвести в «охранители»!

— Кто напал? Где? Я сейчас пошлю людей! — с сильным акцентом залопотал подбежавший пожилой генерал.

«Генерал Теодор фон Зоммер!» — сразу же узнал говорящего мужчину Егор и чётко ответил:

— Дорога на поселение Кукуй. Напротив Прешпурга стоял трёхсотлетний дуб. На рассвете в него попала молния, сожгла до корней, остатки развалила на три части. Вот около этих дымящихся пеньков и лежат тела. Убил я их с помощью этой берёзовой палки. При допросе было установлено, что убивцев подослал боярин Степан Одоевский. У меня всё!

— Молодец, дельно! — похвалил Егора фон Зоммер и обратился к высокому молодому человеку в кафтане Преображенского полка: — Василий! Возьмёшь людей, подводу пачканную. Тела воров привези. Осмотри округу. Тщательно осмотри! Каждый кустик проверь! Выполнять!

Пётр поманил Егора пальцем:

— Пойдём спать! Ляжешь в моей светёлке!

В опочивальне Егор разул царя, снял кафтан, развязал белый шейный шарф. Петр, предварительно разогнав в разные стороны стайку наглых рыжих тараканов, улёгся на толстую войлочную кошму, велел Егору лечь рядом. Прислонив голову к его плечу, негромко попросил — ломким юношеским голосом:

— Ты, братец, охраняй меня… Хорошенько охраняй! — Через десять секунд тоненько засопел, мгновенно погрузившись в спасительный сумрак сна…

Через некоторое время Егор сквозь чуткий сон услышал, как тихонько заскрипела входная дверь, приподнял голову, всмотрелся. В дверном проёме показалось непроницаемое лицо Никиты Зотова. Зотов веско кивнул головой, мол, давай на выход, молодчик, разговор есть!

Егор торопливо натянул на босые ноги сапоги (с онучами решил не возиться), впопыхах набросил на плечи какую-то одёжку — первую подвернувшуюся под руку в темноте, через короткий коридор вышел в светлицу.

По центру широкого дубового стола располагался массивный бронзовый подсвечник, в полусферических чашечках которого были закреплены пять толстых, ярко горевших свечей. Рядом с подсвечником стояли высокая бутылка синего стекла, три широких оловянных стаканчика, фарфоровое блюдце с кусками тонко нарезанной солонины, глиняная миска с маринованной редькой.

За столом сидели Никита Зотов и генерал фон Зоммер. Оба смурые и слегка нетрезвые. Судя по высокому солнцу, с момента ухода Егора в спальню Петра прошло часа два с половиной — три.

— Садись, Алексашка, сын Данилов! — предложил Зотов, сверля Егора хмурым и недоверчивым взглядом. — Сам себе нацеди щедро из бутыли, выпей за здоровье нашего государя, Петра Алексеевича. Это ромус с дальних островов, инфант испанский презентовал даве. Смело пей, напиток добрый, проверенный уже!

Позёвывая и почёсываясь со сна — совсем чуть картинно, Егор нацедил себе полный стакан рома, мимоходом мелко перекрестился, выдохнул, браво, единым глотком, опрокинул содержимое посудины внутрь организма, чуть передёрнулся, бойко захрустел мелкой фиолетовой редькой.

«Градусов семьдесят будет! — уверенно определил внутренний голос. — Хотя, ещё и не такое пивать доводилось — в городке военном, на ливийско-алжирской границе…»

— О-о! Силён! — уважительно поднял вверх указательный палец генерал Зоммер.

Зотов же стал темнее тучи грозовой:

— В том-то всё и дело, что силён… Взялся не пойми откуда. Без роду и племени. Теперь, видишь ли, в государевы «охранители» его записывай! А он уже, гляди, царский кафтан напялил на себя! Во, хват шустрый, право слово!

Егор бросил взгляд на свою одежду и слегка смутился: действительно, со сна да в темноте он случайно прихватил Петровский кафтанчик.

«А Зотов-то — ох, непрост! — подумалось. — Глазастый, чисто Мюллер — из фильма про Штирлица!»

— Извиняйте, дяденьки! — Егор торопливо скинул кафтан, ловко повесил его на спинку стула. — Случайно это получилось, не со зла!

— Случайно, понимаешь! — продолжал ворчать Зотов. — А двух душегубов, вооружённых с ног до головы, ты, молодец, тоже успокоил случайно? Берёзовой палкой?

— Палкой, потому как не было ничего другого под рукой, — начал оправдываться Егор и тут же забеспокоился: — А что, Никита Моисеевич, не надо было трогать тех смирных и добрых ворогов?

— Смотри-ка! — искренне удивился царский воспитатель. — Он и отчество знает моё! Откуда, спрашивается?

— Так молва же народная! Люди говорят, мол: «При царе-батюшке боярин Никита Моисеевич Зотов состоит, благой человек, великого ума!» А я что? Слышал просто, да и память хорошая… Есть ли в том грех?