— О, какой симпатичный молодой кавалер! Тебя, Алексашка, запросто можно принять за молоденького баронета из свиты настоящего немецкого принца крови. Правильным путём следуешь, одобряю! — обрадовался Лефорт и подарил Егору тонкий золотой перстенёк с грубо огранённым ярко-красным рубином.

Егор подошёл к большому, во весь рост, зеркалу, висящему в гостиной герра Франца, внимательно изучая своё отражение.

«А что! — хвастливо заявил внутренний голос. — И мы не лыком шиты! То ли ещё будет, уважаемые господа! Потерпите немного…»

Разгуляйское кружало было классическим: состояло из двух отделений, по сути — прямо противоположных друг другу, как женское и мужское отделения общественной бани. Впрочем, во многих русских банях того времени — для люда подлого — и такого разделения не было: мужики и бабы мылись совместно, что называется — бок о бок…

В одной части кружала, обставленной соответствующим образом, собиралась богатая и «чистая» публика: купцы, приказчики, юные отпрыски знатных боярских родов, швейцарские мушкетёры, несшие службу в Кремле. Здесь было тихо и пристойно, велись неторопливые и солидные разговоры, часто звучала иностранная речь. Посетители пили сбитень, имбирное пиво, дорогие зарубежные вина, чай — самоварами, ели пироги с различной начинкой, запеченных в русской печи молочных поросят, покрытых аппетитной золотистой корочкой.

Во втором зале всегда было шумно, публика здесь был разношерстной и беспокойной: то и дело раздавались громкая брань и шум скандалов, иногда перераставших в безобразные и кровавые драки. Пили здесь так называемое хлебное вино, представляющее собой обыкновенную русскую водку, правда, совершенно неизвестной градусности. Закусывали её, как правило, мятыми ржаными калачами…

Возок Егор остановил около широких ворот, над которыми висел большой бараний череп — идеально отбелённый солнцем, дождями и ветрами, передал вожжи Сергею Бухвостову:

— Здесь нас дожидайся, мы недолго. Смотри, не зевай и от коляски не отходи далеко, вмиг уведут! Наблюдай, запоминай…

У входа в кружало сидел, устало вывалив на сторону розовый язык, знакомый тёмно-серый волкодав, следовательно, Швелька уже был на месте.

Вошли внутрь: Егор — в зарубежном платье, шёл первым, следовавший за ним Василий Волков был одет в скромный зелёный кафтан Преображенского батальона, при этом на Васькиной голове красовалась шикарная бобровая шапка. Вот такое вот сочетание нового с патриархальной стариной… Целовальник, чернявый суровый мужик, завидев солидно одетых посетителей, отвесил уважительный поклон и предупредительно махнул рукой направо, приглашая гостей в «чистый» зал.

— Ты, милок, вот что сделай! — обратился к целовальнику Егор, поглядывая сверху вниз и презрительно цедя слова через гордо выпяченную вперёд верхнюю губу. — Отыщи-ка мне в том «подлом» зале одного человечишку. Его звать Швелька, он хват с Рыбных рядов. При нём ещё один вьюныш должен обретаться. Найдешь — тут же приведи ко мне. На стол выставь два кувшина с имбирным пивом, пирогов разных, студень говяжий, ещё какой-нибудь… Выполняй, родимый!

Егор и Волков уселись на широкую скамью, стоящую рядом с массивным дубовым столом. Через несколько минут к столу, явно немного робея, подошёл Швелька, за спиной которого смущённо пыхтел широкоплечий русоголовый парнишка, обладатель лучистых васильковых глаз.

— Э-э, — начал Швелька, заикаясь и краснея. — Это вы нас з-звали, бояре?

— Садитесь, добры молодцы! — небрежно указал Егор пальцем на скамью по другую сторону стола. — Ты что же, Швелька, не узнал меня?

— Н-нет, не узнал, милостивец, извини…

— Меньшиков я, Александр, Данилов сын.

— Алексашка? Не может быть! — Швелька неуверенно оглянулся на своего синеглазого напарника. — Лёша, узнаёшь своего дружбана? Ты же с ним торговал пирогами. А сейчас, гляди на него, натуральный господин с Кукуя! Немец вылитый!

Но его голубоглазому приятелю было сейчас не до Егора, он неотрывно и испуганно пялился на Василия Волкова — словно беззащитный кролик на грозного удава.

— Да это же холоп мой беглый, Алёшка Бровкин! — наконец прозрел Волков. — В железо его, гада, в кандалы!

— Отставить! — прикрикнул Егор и стукнул кулаком по столу. — Не надо вопить как резаные, привлекать внимание нездоровое! Мы, чай, занимаемся государевыми делами, это понимать надо… Вот сейчас, Васенька, этот отрок является твоим холопом беглым. Плохо это, согласен… А если он примет моё предложение, тогда как? А вот тогда — он станет царёвым слугой, а это, согласись, совсем другое дело! Ладно, оставим этот разговор на потом… Присаживайтесь, ребятки, сейчас пива принесут, закуски разной. Перекусим немного, вот и переговорим тогда…

Попили пивка, отведали пирогов — с горохом, со свининой, осетровой тешей, побаловались говяжьим и заячьим студнями.

— Такое у меня к вам, бродяги, будет предложение! — веско сказал Егор, старательно вытирая руки об льняное полотенце. — Указом нашего государя, Петра Алексеевича, всея Великия и Малыя Руси, я назначен царёвым охранителем. Более того, по этому Указу я должен создать особую охранную службу. Вот и вас, шалопаев, хочу пригласить — послужить нашему государю. Плату обоим положу дельную, хорошую, для начала — по шестьдесят рублей на одного в год, ну и столовое довольствие, бесплатная одёжка и обувь. Как оно вам?

— А делать-то чего будет надо? — сонно спросил Швелька, слегка разомлевший от пива и сытной еды.

— Алёшка при мне будет состоять: сперва — на посылках, потом отдельное дело поручу ему, серьёзное… А ты, Швелька, будешь по собачьей части. С цепными кобелями надо разобраться, порядок навести. Да нужны и другие собаки…

— Охотничьи? — посветлел Швелька лицом. — Для псовой охоты?

— Это вряд ли! — зевнул Егор, вежливо прикрывая рот ладошкой. — Наш Пётр Алексеевич относится к охоте прохладно. Он у нас всё больше по военной части… А вот собаки-нюхачи, могущие идти по следу человека, собаки для прочих охранных нужд, вот это — да, очень даже нужно!

— Да мы, Александр Данилович, полностью согласные! — напустив на себя полную покорность, высказался Швелька. — Шестьдесят рублей — деньги совсем неплохие. Ежели, конечно, для начала. А вот дополнительные выплаты: ночные, заревые, праздничные, по ранению, свадебные… Они-то предусмотрены?

— Предусмотрены! — совершенно серьёзно подтвердил Егор. — Меня, кстати, называйте просто и доходчиво — «командиром». — Он обернулся к окну, на какой-то неясный шум…

Правая рама мутного окна была широко открыта, из неё торчала очень странная трубка — расширяющаяся на конце. Опа, да это ствол стрелецкой стандартной пищали!

— Лечь всем! — заорал Егор, падая вниз и сдёргивая со стола льняную скатерть — со всем находящимся на ней…

Грохнуло, всё помещенье тут же заволокло густым белым дымом…

Тоненько и жалобно вскрикнул Алёшка, глухо застонал Волков.