— Ладно. Все. Я иду. Покупать. Штаны. Для Тейлона.

С этими словами она выбежала из кухни, — но тут же вернулась.

— Ключи, — объяснила она, взяв со стола розовый кошелечек. — Ключи от машины.

Снова исчезла — и снова вернулась.

— Деньги. Кто же ходит в магазин без денег?

И снова вылетела за дверь. Тейлон пригладил ладонью мокрые волосы. Он был уверен, что это не последнее ее возвращение. Так и вышло.

— Туфли, — сообщила она, снова появляясь на пороге. — Я чуть не ушла босиком! — И сунула ноги в пару туфель-сабо, стоящих у двери.

— Может быть, пальто? — не выдержал Тейлон, видя, что она снова направляется к выходу. — Вообще-то на дворе зима.

— Пальто... зима... да, точно. — Сдернула с вешалки какой-то потертый коричневый балахон, торопливо сунула руки в рукава. — Вот теперь все.

— Подожди!

Она обернулась.

Едва сдерживая смех, Тейлон подошел к ней, расстегнул неправильно застегнутый ворот и застегнул его как следует.

— Спасибо, — проговорила она с улыбкой, от которой что-то сладко заныло у него внутри.

Ответить ей он не смог — только кивнул. В голове с ошеломляющей ясностью сияла потрясающая картина: он сбрасывает с нее это чертово пальто, — а с ним и все остальное, подхватывает ее на руки, несет к кровати...

— Скоро вернусь! — пообещала она и выпорхнула за дверь.

Только тогда Тейлон позволил себе расплыться в улыбке. Ну и женщина!

Не зря ее имя — «солнечный свет». Она — настоящее солнышко! Теплый весенний денек с капелью и проталинами. После долгой, очень долгой и суровой зимы. Много лет прошло с тех пор, как он в последний раз вот так улыбался сам себе, думая о какой-то смертной.

Много лет он вообще старался о смертных не задумываться. Так безопаснее — и для них, и для него.

— Она тебе нравится?

Обернувшись, Тейлон увидел в воздухе знакомое потустороннее мерцание.

— Она... интересная женщина, — ответил он Сиаре.

Призрак подплыл ближе. Бледные щеки Сиары окрашивал нежный, едва уловимый румянец, напоминающий о небе перед рассветом, о границе ночи и дня. И сама она вот уже много столетий существовала на границе двух миров.

Сиара отвергла и вечный покой, и возможность перерождения. Отвергла, не желая оставлять брата в одиночестве.

Быть может, с его стороны это эгоизм, — но Тэйлон радовался ее обществу. Особенно в былые времена, до изобретения технологий, которые позволяют Темным Охотникам общаться друг с другом, оставаясь в разных концах света.

В то время он жил в тягостном одиночестве. Братья-Охотники были далеко, а к смертным, опасаясь своего проклятия, он не осмеливался обратиться ни за утешением, ни за дружбой.

Единственное утешение приносили ему нечастые посещения сестры.

Однако всякий раз, видя Сиару, Тейлон с горечью вспоминал о том, как навлек на нее смерть. Как не сумел ее спасти. Не будь он таким трижды проклятым болваном, она прожила бы долгую счастливую жизнь, которую заслужила. Жизнь, полную радости. У нее были бы любовь, семья...

Но ее убили — убили подло и жестоко, мстя за его, Тейлона, опрометчивость и глупость.

Первая их встреча — вскоре после смерти — потрясла Тейлона. Он считал, что заслужил ненависть, даже презрение сестры, но Сиара ни в чем его не винила.

Ни слова упрека. Лишь сострадание и любовь.

«Я обещала, что никогда не оставлю тебя, brathair. И сдержу обещание. Я всегда буду рядом».

Многие сотни лет лишь Сиара давала ему силы жить и действовать. Ее дружба, ее любовь — вот все, что имело для него значение.

Сиара коснулась синяка на его правом бедре. Тейлон, разумеется, не чувствовал прикосновения призрака — лишь легкий холодок, от которого по коже побежали мурашки.

— Больно?

— Да нет. Все нормально.

— Не обманывай меня, Спейрр, — улыбнулась Сиара. Она называла его кельтским именем, которое он носил при жизни.

Он потянулся к ней, чтобы убрать со лба белокурую прядь, но тут же вспомнил, что не может к ней прикоснуться.

Прикрыв глаза, он снова погрузился в воспоминания.

Клан убил ее — принес в жертву богам — за несколько дней до ее шестнадцатилетия.

«Пусть эта дева станет искупительной жертвой! Пусть ее кровь смоет прегрешения нашего вождя и отведет от нас гнев богов...»

Тейлон стиснул зубы: вновь нахлынули горечь, запоздалый гнев и чувство вины. Да, Сиара погибла по его вине! Это он убил ее — так же верно, как если бы сам вонзил в нее нож...

Усилием воли Тейлон отогнал эти бесполезные мысли и вернулся к обычному ледяному бесстрастию.

«Я больше не человек. У меня больше нет прошлого». Мантра Ашерона, всплывшая в памяти, помогла подавить сожаления о былом.

У него нет прошлого — только настоящее и будущее. Человеческая жизнь осталась далеко позади, в туманной мгле. Он — Темный Охотник. Единственный смысл его жизни — выслеживать и уничтожать зло, грозящее невинным людям, не ведающим, что подстерегает их во тьме.

— Ладно, не буду притворяться. Нога болит, хотя и не сильно.

В отличие от сердца.

Она покачала головой:

— Спейрр, это место для тебя опасно. Слишком много света. Мне не нравится, что ты здесь.

— Знаю. Уйду отсюда, как только смогу.

— Хорошо. Тогда я тебя покину. Позови меня, если тебе понадоблюсь.

Призрачная дева растаяла в воздухе; Тейлон снова остался один.

Взгляд его скользнул к стойке, за которой сидела Саншайн и что-то рисовала в блокноте, когда он вышел из душа. Тейлон нахмурился, увидев, что с рисунка на него смотрит его собственное лицо.

Взяв в руки блокнот, он невольно поразился тому, насколько верно передан его облик.

И дело не только во внешнем сходстве. У Саншайн настоящий талант: несколькими штрихами она сумела создать настоящий портрет, полный чувства и жизни. Никогда Тейлон не видел ничего подобного.

Жаль, что рисунок придется уничтожить.

Он вырвал листок из блокнота и взглядом обратил его в пепел. Собственные изображения — в любой форме, на любом материале — для Темных Охотников под запретом. Появление портретов или фотографий позволит людям догадаться об их бессмертии, — а значит, приведет к ненужным вопросам и осложнениям.

Что ж, будем надеяться, что Саншайн не станет повторять попытку после его ухода. Оглядевшись кругом, Тейлон впервые обратил внимание на то, что весь чердак заполнен картинами, рисунками, керамикой и другими произведениями искусства. Пол, длинный стол для рисования, три мольберта — все вокруг уставлено незаконченными работами.