— Мне жаль, что ты испытала такое от человека, который должен был любить и защищать. Я знал твоего отца как щедрого человека, любившего помогать людям, тем не менее понимаю, что у всех людей существует темная сторона. Просто он ее лучше скрывал.

— Так ты веришь мне. — Ее голос звучал неуверенно, будто у нее совсем не осталось надежды на то, что он примет ее сторону.

Возможно, она пыталась кому‑то рассказать, но ей не поверили.

Андреа снова взял ее за руки.

— Я был в такой же ситуации, жил с человеком, который на публике был очень приятным, но дома — просто монстром. Я верю тебе. Я думал, что знаю твоего отца.

— Он и с мамой плохо обращался. А она не могла ему противостоять, так как считала, что жены всегда должны подчиняться мужьям. Она сносила все его оскорбления. Но я не собиралась позволять давить на себя. Хотя не уверена, что получилось так, как я хотела. В итоге я разрушила собственную жизнь.

— Изабелла, я даже и не знаю, что сказать. Я в шоке, и мне очень стыдно, что не подозревал об этом раньше. Я думаю, единственное утешение в том, что он оставил тебе деньги, даже если условия их получения тебе не совсем по душе.

Выражение ее лица стало задумчивым и обиженным.

— Он знал, как сильно я ненавижу мысль о браке, отказ от свободы. Он ясно выразил свои чувства ко мне: лучше пусть наследство, большая доля которого первоначально принадлежала моей матери, достанется дальнему родственнику с игровой зависимостью, чем мне, прямой единственной наследнице.

Андреа почувствовал стыд. Он женился на Иззи с намерением «укротить» ее, объездить, как взбалмошную кобылу. Как грубо и по‑хамски это выглядело сейчас, когда он узнал правду. Однако одно ему было ясно. Как он мог соблазнить ее, зная историю отношений с отцом? Как мог пересечь рубеж, узнав всю правду? И речь не о физической, а эмоциональной границе. Ему будет очень трудно не дотрагиваться до нее все шесть месяцев и правильно сделать так, чтобы их брак остался номинальным.

Он глубоко вздохнул.

— Мне не нравится условие получения наследства, выдвинутое твоим отцом, но я не счел себя вправе препятствовать его воле. И боялся, что ты выйдешь замуж в спешке не за того мужчину и навредишь себе.

— Поэтому ты предложил свои… э‑э‑э… услуги?

Андреа отпустил ее и отступил на некоторую дистанцию. Надо взять себя в руки и больше не прикасаться к ней. «Руки прочь, руки прочь», — повторял он про себя, как мантру.

Честно говоря, он и сам не совсем понимал, почему предложил ей выйти за него замуж. Причем поставил в такую ситуацию, что она просто не могла ему отказать. Конечно, он боялся, что она выскочит за какого‑нибудь подонка, который при разводе заберет половину наследства. А еще больше претила мысль о том, что она вообще может выйти замуж за кого‑то. Кроме него.

— Вот в чем дело. Я передумал.

На ее лице промелькнуло удивление.

— Ты же не думаешь разорвать наше соглашение?

— Нет. Конечно нет. — Он успокаивающе улыбнулся. — Мы будем состоять в браке шесть месяцев, как того требует завещание. Но это номинальный брак.

Номинальный брак… Иззи была шокирована тем, какое сильное разочарование вдруг испытала, услышав эти слова. Сокрушительное разочарование. А ведь должна была почувствовать облегчение.

После ситуации в лифте она больше всего на свете хотела заняться любовью с Андреа. По‑настоящему. Обнаженными. Ощущая друг друга кожей.

Она была потрясена тем, что он поверил ее рассказу об отце. Более ожидаемым было бы, если бы он сказал, что Бенедикт не настолько жесток. Но он не только поверил ей, но еще и успокоил, утешил. Это смягчило ее враждебность к Андреа.

Но теперь он не хотел, чтобы их брак стал реальным. Почему она от этого несчастна? Казалось, должна радоваться, ведь через шесть месяцев будет богата и свободна. Правда, без Андреа. Она не испытает страсть и огонь его любви, обжигающие поцелуи и ласки. Никогда не узнает, каково это — провести ночь в его объятиях. Никогда не почувствует движение его плоти внутри себя. Никогда не ощутит, какое наслаждение способно получить ее тело, когда он займется с ней любовью.

Иззи крепче затянула полы халата, не зная, куда девать руки. Она испытывала потребность дотронуться до него. Сказать, чтобы он не был таким глупым и благовоспитанным. Умолять заняться с ней любовью. Хотя она уже и так предстала перед ним уязвимой и беззащитной.

Ей не удалось скрыть нотки разочарования в голосе.

— Видимо, ты об этом размышлял.

— Да, и я считаю, что это лучшее решение. Единственно правильное, — заявил он тоном, не допускавшим дальнейших обсуждений.

Она взяла бокал шампанского и сделала глоток.

— А если бы я раньше рассказала тебе о моем отце, ты бы все равно женился на мне?

Андреа взял бокал, будто тоже хотел чем‑то занять руки.

— Я планировал предложить тебе это три месяца назад, но решил, что лучше подождать.

— Пока я не приду в отчаяние.

Он коротко улыбнулся.

— Не пойму, что не так с лондонскими мужчинами. Ты должна быть нарасхват.

Она состроила гримасу.

— Разве ты не читаешь светскую хронику? Я не гожусь в жены. Я из тех, с кем можно завести роман, чтобы позже жениться на серьезной девушке.

Что‑то промелькнуло у него на лице.

— Женщины имеют право иметь столько сексуальных контактов, сколько хотят.

Иззи нахмурилась.

— Значит, ты меня не осуждаешь за мое прошлое? Ты это хотел сказать?

Его взгляд стал прямым, как у детектива, изучающего важные улики.

— Сколько в вашем прошлом вымысла, а сколько реальности?

Она небрежно пожала плечами, чтобы скрыть, насколько обнаженной вдруг себя почувствовала. Почему она вообще завела этот разговор? Ей ведь все равно, что он о ней думает. Хотя в глубине души она хотела его одобрения. Даже больше, чем одобрения.

— Попробуй догадаться.

— Если это похоже на то, что пишут обо мне, то правды немного. Я прав?

— Сначала я намеренно привлекала внимание прессы своим плохим поведением. Мне хотелось разозлить отца, и я этого добилась. Меня фотографировали пьяной, пошатывавшейся, выходившей утром из очередного ночного клуба. Вскоре я заработала репутацию оторвы, хотя в реальности все выглядело намного скучнее.

Он был в замешательстве.

— На рождественской вечеринке отца, когда тебе было восемнадцать, ты правда напилась или просто притворялась?

Иззи с огорчением вздохнула.

— Не напилась, просто была навеселе. Так же, впрочем, как и каждый год. Только так я могла разрушить образ преданного отца. Но в результате единственным человеком, кому причинила вред, оказалась я сама.