Но, увидев угрозу транспортам там, где ее не было, Руднев долго, почти весь первый этап боя, обходил свои броненосцы с севера. Теперь он мог только наблюдать, как на три русских броненосных крейсера идут в атаку шесть миноносцев и восемь эсминцев. Поначалу ситуация не вызвала у него беспокойства — в оставленном им мире в эту войну не было зафиксировано ни одной удачной дневной торпедной атаки боеспособного военного корабля. Даже во время добивания «Князя Суворова» японские миноносцы провалили первую атаку, хотя по ним стреляли от силы три-четыре орудия. Не более удачными были и многочисленные атаки одинокого «Севастополя», укрывающегося от расстрела береговой артиллерией в бухте Белого Волка. Он не учел одного — ТАМ, при Цусиме, японские миноносники не видели смысла рисковать столь нужными ночью миноносцами для дневного добивания и так обреченного корабля. ЗДЕСЬ они готовы были на все, лишь бы добраться до побеждающих русских. Добраться любой ценой… Это желание напрочь вымело даже строжайшую инструкцию Того — беречь минные корабли для ночных атак транспортов, которые являются главной целью. Для начала атаки не хватало искры, которой и стал самоубийственный порыв Сакаи.

Первым опомнился командовавший «Новиком» Балк-старший. Он, находясь к событиям ближе Руднева, первым разглядел, что огонь русских крейсеров практически не влияет на намерения приближающихся для атаки эсминцев. Он не знал, что на «Корейце» сейчас не могут вести огонь из казематов, которые в срочном порядке задраивают для избежания опрокидывания корабля. Он не мог видеть, что за пять минут до отворота двенадцатидюймовый снаряд с «Хатсусе» превратил в дымящиеся развалины весь левый борт «Сунгари». Цепочка детонаций пороховых картузов, от которой так часто в этом бою страдали японцы, подвела и этот трофейный крейсер, также вооруженный английской артиллерией. Не желающий признавать, что их башня вышла из строя, расчет носовой спарки (кормовая уже была надежно погашена снарядом с «Осляби») «Хатсусе» ни в чем не уступал своим коллегам с «Корейца». Они тоже вращали многотонную башню вручную, а ведь при этом теоретически целиться по движущейся мишени было невозможно. При подаче из погребов пороховые картузы оборачивали мокрыми тряпками, иначе они могли взорваться еще на полпути к орудиям — пожар у барбета башни не могли потушить уже четверть часа, и элеваторы изрядно накалились. Но воистину — «хотеть значит мочь». Из практически неисправной башни, с рыскающего на курсе корабля (из-за бушующего вокруг рубки пламени рулевые не всегда видели, куда они ведут броненосец) комендоры Императорского флота выбили половину артиллерии русского крейсера.

Но Балк видел одно — следующие в миле за ним дестроеры не успевают вклиниться между атакующими японцами и медленно поворачивающими на запад русскими крейсерами. Прикрыть «Сунгари» и «Рюрика» от двух отрядов эсминцев мог только «Новик». «Корейца» от атаки шести миноносцев не успевал прикрыть уже никто. Взвыв, подобно кидающемуся в атаку дикому кочевнику, сиреной, «Новик» бросился в атаку. Построенный в Германии «чехол для машин» ускорился, несмотря на свежую пробоину в носу от случайного снаряда, до невиданных со времен сдаточных испытаний на далекой родине 23 узлов (по рыку командира в машинном заклепывали клапана на котлах и на всякий случай крестились, а в носу подпирали деревом гнущуюся, как парус, под напором воды таранную переборку) и с размаху влетел… прямо между двумя отрядами японских дестроеров, уже развернувших торпедные аппараты для стрельбы по неожиданно вяло отстреливающимся русским линкорам.

В прицелы торпедистов первого отряда вместо длинного борта «Сунгари», по которому уже можно было бы через две минуты пускать торпеды, внезапно влетел их главный ночной кошмар. Прорваться к более крупной цели мимо «Новика» нечего было и мечтать. Эту простую истину за время постоянных ночных стычек с «Новиком» под Артуром усвоили ВСЕ матросы и офицеры японских миноносцев. Вполне логично, командиры кораблей первого отряда решили, что лучше утопить крейсер второго ранга, чем быть утопленными им, при попытке прорыва к «Сунгари». Плюс к этому, избавившись от «Новика», они обеспечивали тем самым выход в атаку дестроеров второго отряда, атакующих «Рюрик». «Новик» в свою очередь сделал все, чтобы утвердить командира отряда миноносцев в том, что такое решение — единственно верное. Первыми же залпами артиллеристы русского крейсера вывели из строя машины на «Инадауме». Зная, с кем они имеют дело, и втайне мечтая о такой возможности уже минимум полгода, командиры всех четырех эсминцев почти хором разрядили торпедные аппараты в шустрый русский крейсер. После чего три оставшихся на ходу кораблика попытались уйти, торпедные аппараты перед следующей атакой надо было перезарядить, а на это требовался минимум час без обстрела. Убедившись, что первый отряд эсминцев для «Сунгари» опасности больше не представляет, Балк приказал срочно повернуть на второй и перенести на него огонь всей артиллерии. Этот же маневр приводил крейсер кормой к уже пущенным по нему торпедам. Увы, под градом снарядов с трех сторон командиры второго отряда истребителей тоже выпустили свои торпеды по «Новику», и море для него стало слишком тесным. По четырем миноносцам, позабыв все уроки и наставления по отражениям минных атак, били из всех пушек всех калибров со всех кораблей, что только могли. В упор, с пяти кабельтовых часто садили 120-миллиметровки самого «Новика». С севера вели огонь из всего, что еще могло стрелять, включая довольно бесполезные на такой дистанции восьмидюймовки, «Сунгари» и «Рюрик». С запада пытались помочь товарищам отбить атаку «Громобой» и «Баян».

Учитывая подходящие с кормы торпеды, уворачиваться «Новику» было просто некуда. Получив одну торпеду в правый борт, корабль был обречен. Вторая торпеда, отброшенная было винтами корабля, взорвалась в пяти метрах от кормы, нанеся свою долю повреждений и проломив борт крейсера ближе к корме. Самодвижущаяся мина была повреждена осколками русского снаряда еще до пуска. Ее головная часть была пробита в трех местах, и только чудом она не взорвалась при прохождении осколков в миллиметре от капсулы с гремучей ртутью или при пуске из торпедного аппарата. Но напор воды при кувырканье в буруне от винта крейсера в конце концов заставил взрыватель сработать. Оценив повреждения, Балк понял, что угробил свой крейсер в первом же выходе в море. Но пожертвовав «Новиком», он смог добиться своей цели — «Сунгари» и «Рюрик» не пострадали от торпед японцев. От ответного огня русских из восьми выходивших в атаку японских эсминцев погибли четыре. Заодно пострадал и русский дестроер «Властный». Когда при отражении минной атаки в прицеле нервного наводчика появляется на пару секунд силуэт миноносца, то он сначала стреляет и только потом думает: «А почему этот японец идет навстречу остальным, и откуда он вообще взялся с севера, если остальные миноносцы нас атакуют с юга»…

Отряд русских миноносцев не успел к отражению атаки японских коллег. Когда восемь артурских эсминцев подошли к месту схватки, броненосный отряд уже поворачивал от японцев, причем каждый из тройки кораблей выполнял поворот индивидуально, по своему собственному радиусу. Своими корпусами линкоры сами заслонили японцев от русских эсминцев, а соваться в промежутки между огромными кораблями на циркуляции… Для этого нужно быть немного самоубийцей. Таковых из восьми командиров русских миноносцев нашлось трое. «Блестящий», «Бесшумный» и «Властный» самовольно отделились от кильватерной колонны отряда и сквозь узкие промежутки между корпусами бронированных гигантов втроем вылетели на пересечку японским коллегам. В русском флоте тоже еще не перевелись командиры, способные самостоятельно принимать решения не о бегстве от противника, а о его атаке. Несмотря на все усилия чиновников от флота и вопреки системе «цензового» присвоения звания, они выживали, хотя бы на эсминцах. Другое дело, что выше им пробиться в мирное время было практически невозможно… Правда, «Властному» за смелость достался «дружественный» шестидюймовый снаряд с «Сунгари», выбивший половину котлов и почти лишивший корабль хода. Но свою лепту в добивание оставшихся без хода пары японских дестроеров русская тройка внесла. Увы, шедший крайним в строю «Кореец» остался с шестеркой еще более мелких, но столь же смертельно опасных «Циклонов» один на один.