— А это ты откуда знаешь?

— После реформы обмундирования 1881 года пехотный мундир стал двубортным, на погонах появились галуны. Это пехотные офицеры одной из кавказских дивизий. Но не строевики. Может быть, интенданты или военные инженеры.

— Все-то он знает, — уважительно сказал Никон.

— Вадик, открой текст, — сказал Бравик.

В текстовом файле было всего несколько строчек.

157-й Имеретинский пехотный полк. Карс, Эрзерум. Юферев, Шатилов. Вишняк едва не подох под трупами. Господи, до чего же убогая госпитальная служба, каменный век. Ни черта они людей не жалели, сволочи. Бабы новых нарожают — славная традиция отечественной военной доктрины.

Бравик вышел из оперблока и спустился в отделение. Сестра на посту делала отметки в листах назначений, по коридору прохаживались больные. Бравик подошел к кабинету, взялся за дверную ручку. Сестра подняла голову и сказала:

— Григорий Израилевич, вам звонил Сергеев. Сказал, что в три заедет.

— Больше никто не звонил?

— Звонили, — сказала из-за спины Бравика старшая сестра Люда. Она подошла к посту и сказала постовой сестре: — Пошли кофе пить. — Потом сказала Бравику: — Вам звонила некая Ольга. Сказала, что она дома, и чтоб вы позвонили. Она будет дома до пяти.

Бравик посмотрел на часы — плоские, «Полет», на потертом ремешке — половина третьего. Он зашел в кабинет, сел за стол, набрал номер и сказал:

— Оль, здравствуй.

— Привет, Бравик, — сказала Ольга.

— Оль, можно я задержу у себя компьютер на несколько дней?

— Оставь его себе.

— Я верну. Я дал его Худому. Видишь ли, мы обнаружили в компьютере кое-что странное… Ладно, не суть. Ты почему звонила? Нужно что-то сделать?

— Мне надо справку для Витьки. Лена с Витькой едут в пансионат, там есть бассейн, и нужна медицинская справка.

— Ну конечно. Я сейчас напишу. А ничего, что не из детской поликлиники?

— Лишь бы была печать.

— Я напишу и привезу.

— Правда? Ой, это было бы отлично.

— Мы с Геной приедем.

— Замечательно. Приезжайте, я вас покормлю.

Бравик положил трубку, нашел в столе бланк с печатью консультативно-диагностического отделения и написал справку. Зазвонил телефон.

— Слушаю, — сказал Бравик.

— Я внизу тебя жду, — сказал Гена. — Ты освободился?

— Да, спускаюсь.

Бравик переоделся и спустился в вестибюль. Гена стоял у аптечного киоска.

— Чего ты приехал? — спросил Бравик. — Какие-то новости?

— Поехали ко мне, хочу кое-что показать.

— Ладно. А потом съездим к Ольге, хорошо?

Они сели в машину. Гена спросил:

— Зачем ты ездил к Шевелеву?

— Из-за Ольги.

— То есть?

— Вовка оставил завещание.

— Чем дальше в лес, тем толще партизаны…

— Оформил его, как положено, и хранил в столе. Но Ольгу, представь, это не удивляет. Когда я спросил, почему Вовка в сорок три года пошел в нотариальную контору и по всей форме составил завещание, Ольга отослала меня к Шевелеву.

* * *

Бравик подошел к подъезду Шевелева, набрал код, поднялся на второй этаж и нажал кнопку звонка.

— У! — приветственно произнес Шевелев, отворив дверь. — Заходи.

Бравик шагнул в тесную прихожую, оклеенную вместо обоев наждачной бумагой. На крюке висел горный велосипед, на полу лежали колеса в зимней резине, на двери туалета была старая табличка: ОТДЕЛ КИШЕЧНЫХ ИНФЕКЦИЙ.

— Надевай тапки, — сказал Шевелев. — Чай будешь?

Бравик повесил плащ на педаль велосипеда, положил портфель на колесо, снял ботинки и прошел в комнату.

— Есть матэ, — сказал из кухни Шевелев, — китайский чай есть, и зеленый.

— Все равно.

— Садись, — сказал Шевелев, войдя в комнату. — Я заварил зеленый, сейчас настоится.

Он опустился на пуфик, Бравик сел на диван.

— Есть хочешь?

— Нет, спасибо.

— Кишкоблудство страшнее наркомании, — одобрительно сказал Шевелев. — Правильно, нефиг жрать после семи.

— Во-первых, я хотел извиниться, — сказал Бравик. — От всех нас извиниться. Мы тебе не позвонили, прости.

— Ничего. Понимаю.

— Это ж как гром среди ясного неба. Никону позвонил из пятнадцатой больницы Игорь Лазарев и сказал, что привезли Вовку…

— Кто позвонил?

— Наш однокурсник. Заведует реанимацией в пятнадцатой больнице.

— Чай принесу, — сказал Шевелев и встал.

Он вернулся через минуту, поставил перед Бравиком пиалу, блюдце с сушками, сел и спросил:

— О чем ты хотел поговорить?

— Я виделся с Ольгой…

— Как она? Витьке-то что сказали?

— Что Володя надолго уехал. На год.

— Типа папа разведчик или геолог, — угрюмо сказал Шевелев.

— Я встретился с Ольгой в Володиной квартире. Я хотел скопировать его фотоархив.

— Да, там много хороших фотографий.

— Ольга сказала, чтоб я спросил тебя про Караташ.

— Пей чай, — сказал Шевелев, — остынет.

Бравик взял пиалу и сделал глоток. Чай был жидкий и безвкусный.

— Оля очень воевала с Вовой из-за восхождений, — сказал Шевелев. — Особенно после того, как родился Виктор.

— Так что такое «Караташ»?

— Гора на Алтае. А почему ты спрашиваешь?

— Кажется, Ольга считает, что с Караташем связаны некие Володины странности.

— Странности… — Шевелев взялся за мочку уха. — У Вовы иногда денег не было, свободного времени не было, покоя в душе. А со странностями у него был полный порядок, просто девать некуда.

— Что с вами случилось на Караташе?

— Не с нами — с ним.

— Но что-то случилось?

Шевелев потеребил ухо и сказал неохотно:

— Чуть не погиб он там.

— Слушаю тебя.

— «Слушаю тебя»… — Шевелев отпустил ухо. — Ну слушай. Это в ущелье Актру. Там есть маршруты категории пять бэ. Высоты небольшие, акклиматизации не требуют. В смысле расположения гора очень удобная, от лагеря до начала маршрута — полчаса ходу. Когда мы пришли на место, то там была группа из Кемерова. Они уже все отработали и собирались уходить. Мы переночевали и сделали один маршрут — хоженый, нетрудный. А вечером Вова сказал, что второй маршрут он сделает соло. Из лагеря склон просматривался на всем протяжении, я рассчитывал видеть Вову в оптику весь день.