Неужели он только что…

Именно так.

Он кончил не в меня. Слезы застилают мне глаза, я хочу выбраться из-под него, но он слишком тяжелый и все еще так напряжен, что я не могу пошевелиться.

Наконец я чувствую, что он расслабляется, и пытаюсь приподняться.

Он переворачивается на спину. Я откатываюсь от него и выдергиваю из-под себя простыню, чтобы вытереться. По щекам текут слезы, я сердито вытираю их. Я так зла, что даже не могу говорить. Грэм наблюдает за мной, а я лишь пытаюсь скрыть гнев. И растерянность.

Грэм, конечно, мой муж, но сегодня он был всего лишь средством для достижения цели. И хотя я пыталась убедить его в обратном, он только что доказал это самому себе, не дав мне того единственного, чего я сегодня от него хотела.

Я не могу унять слезы, как ни пытаюсь. Натягиваю одеяло до глаз, а Грэм скатывается с кровати и хватает свои штаны. Мои беззвучные слезы сменяются рыданиями, плечи начинают трястись. Обычно я не веду себя так в его присутствии. Приберегаю это для долгих душей.

Грэм сдергивает с кровати свою подушку. Он выглядит так, будто разрывается на части: одна часть хочет утешить меня, другая, наоборот, на меня наорать. Злость берет верх, и он отступает к двери.

– Грэм, – шепчу я.

Мой голос останавливает его на полпути, он оборачивается и смотрит на меня. Кажется, он так обескуражен, что я даже не знаю, что сказать. Что мне жаль, что я хочу ребенка больше, чем хочу его? Не поможет, потому что это ложь. Ничего мне не жаль. Мне горько, что он не понимает, чем в последние несколько лет стал для меня секс. Он хочет, чтобы я по-прежнему хотела его, а я не могу. Секс и занятия любовью каждый раз дают мне надежду, что это тот самый единственный шанс из миллиона и я наконец забеременею. А потом те же секс и занятия любовью, которые дали мне надежду, приводят к тому, что надежда оборачивается отчаянием.

С годами весь процесс и сопутствующие ему эмоции слились воедино. Теперь я не могу отделить секс от надежды, а надежду от отчаяния. Секс есть надежда, есть отчаяние.

Секс-надежда-отчаяние.

Отчаяние. Отчаяние.

Теперь остается только отчаяние.

Он никогда этого не поймет. Никогда не поймет, что это не его я не хочу. Я не хочу отчаяния.

Грэм наблюдает за мной, ожидая, что я скажу что-нибудь еще. Но я ничего не говорю. Не могу.

Он слегка кивает и отворачивается от меня. Я вижу, как напрягаются мышцы его спины. Вижу, как сжимается и разжимается его кулак. Вижу, как он тяжело вздыхает, хотя и не слышу этого.

Он размашисто открывает дверь спальни и хлопает ею изо всех сил. С другой стороны двери раздается глухой удар. Я зажмуриваюсь и сжимаюсь в комок. Еще один удар.

И еще.

Я слушаю, как он пять раз ударяет в дверь с другой стороны. Слушаю, как он вымещает свою боль и обиду на деревяшке, потому что он знает, что больше ему некуда деться. Когда все смолкает… я больше не владею собой.

Забыть Итана оказалось непросто. И дело даже не в нем самом. Гораздо тяжелее, чем потерять Итана, было утратить отношения. Когда так долго не мыслишь себя без другого человека, трудно снова стать самим собой. Прошло несколько месяцев, прежде чем я, наконец, полностью удалила его следы из своей квартиры. Избавилась от свадебного платья, фотографий, подарков, которые он дарил мне на протяжении нескольких лет, одежды, которая мне о нем напоминала. Я даже сменила кровать, но скорее потому, что просто хотела новую кровать, чем из-за напоминания об Итане.

Прошло уже шесть месяцев, и единственной причиной, по которой я пришла на второе свидание с этим парнем по имени Джейсон, послужило то, что первое не было полной катастрофой. И еще меня уговорила Ава.

Как бы сильно моя мама ни любила Итана – ей до сих пор хочется, чтобы я простила его, – думаю, Джейсон понравился бы ей еще больше. По идее, это должно было бы меня воодушевить, но ничего подобного. У нас с мамой очень разные вкусы. Я только и жду, чтобы Джейсон сказал или сделал что-то, что не понравилось бы маме. Может быть, тогда он стал бы для меня привлекательнее.

Он уже повторил несколько вопросов, которые задал мне в прошлую пятницу. Спросил, сколько мне лет. Я сказала, что двадцать пять, столько же, сколько было в прошлую пятницу. Спросил, когда у меня день рождения, и я сказала, что по-прежнему 26 июля.

Обычно я стараюсь не быть стервой, но с ним это трудно, ведь ясно, что он пропустил мимо ушей все, что я говорила ему неделю назад.

– Значит, ты Лев? – спрашивает он.

Я киваю.

– А я Скорпион.

Я понятия не имею, что это говорит о нем. Астрология никогда не была моим коньком. Кроме того, мне сейчас трудно сосредоточиться на Джейсоне, потому что позади него я вижу нечто гораздо более интересное. За два столика от меня сидит Грэм и ухмыляется, глядя в мою сторону.

Узнав его, я тут же опускаю взгляд на тарелку.

Джейсон разглагольствует о совместимости Скорпионов и Львов, и я смотрю ему в глаза, надеясь, что он не замечает моего смятения. Но моя решимость рушится, потому что Грэм встал. Я не могу удержаться, чтобы не заглянуть через плечо Джейсона и не посмотреть, как Грэм, извинившись, встает из-за столика. Он снова встречается со мной взглядом и направляется в нашу сторону.

Я тереблю салфетку на коленях и удивляюсь, почему при виде Грэма начинаю волноваться гораздо больше, чем рядом с Джейсоном. Я встречаюсь взглядом с Грэмом прямо перед тем, как он подходит к столу. Но как только я смотрю на него, он отводит взгляд. И коротко кивает головой в сторону, в которую идет. Он проходит мимо нашего столика, его рука едва касается моего локтя. Его палец на секунду касается моей кожи. Я резко втягиваю воздух.

– Сколько у тебя братьев и сестер?

Я кладу салфетку на стол.

– По-прежнему одна сестра. – Я отодвигаю стул. – Сейчас вернусь. Мне нужно в туалет.

Джейсон отъезжает назад, привстает, когда я ставлю стул на место. Я улыбаюсь ему и поворачиваю в сторону туалетов. К Грэму.

Почему я так волнуюсь?

Туалеты расположены в задней части ресторана. Чтобы попасть в коридор, нужно свернуть за перегородку. Грэм уже скрылся за углом, поэтому я останавливаюсь, прежде чем повернуть. Кладу руку на грудь, надеясь, что это как-то успокоит разбушевавшиеся чувства. Быстро выдыхаю и захожу в коридор.

Грэм небрежно прислонился к стене, держа руку в кармане костюма. Его вид одновременно возбуждает и успокаивает меня, но я волнуюсь еще и потому, что мне неловко: я ведь так ни разу ему и не позвонила.

Грэм улыбается мне своей ленивой полуулыбкой.

– Привет, Квинн.

Его глаза немного хмурятся, несмотря на улыбку, и мне это нравится. Не знаю почему. Мне нравится, что он всегда выглядит так, будто борется с постоянным внутренним смятением.