– Не в первый, не в первый… – согласно забормотал Лобаш, успокаиваясь. Плюхнулся на травяную подстилку, охнул, отбив зад. Кивнул сам себе. – Было, было, было! Лобаш помнит. Столбун у него, да, столбун. Ждать будем, будем ждать. Ждать…

Вит застыл перед ними в странной, противоестественной позе. Сидел на корточках, жевал кусок ветчины, рукой за хлебцем потянулся, наклонился вперед – да так и застыл. Будто в игре «мертвяк-с-печки-бряк». Только страшно по-настоящему. Не дышит почти. Лицо разом заострилось, как у покойника или «травяного монашка». Глаза бельмастые, пустота в них: черная, нездешняя. Сейчас, в темноте, видно плохо – да смотреть не больно-то хочется. Навидались. То дергунец Вита трепал (юрод однажды рядом случился, сказал: «пляска святого Вита»!), то иная дрянь, навроде падучей. Тот самый юрод Хобка неделю в селе околачивался, так на его падучую все мальчишки смотреть бегали. А у Вита – иначе выходило. Без пены на губах. Опять же: «курий слепень», бывало, скручивал, и столбун, вот как сейчас.

Одно хорошо: отпускает быстро. Тут главное: чтоб в речке не скрючило, на глубине, или когда Вит на дерево залезет (ох, и лазает, аж завидки берут!). Пока обходилось, Бог миловал. А ежели схватило – не помочь. Сиди себе, жди.

Вот Крист с Лобашем сидели и ждали.

Дождались.

Тело Вита вдруг обмякло, мгновенно потеряв всю жесткость, удерживавшую его в шатком равновесии. Хорошо, руку успел выставить, иначе точно б нос расквасил, падая.

– Столбун? – спросил парнишка, как ни в чем не бывало усаживаясь на прежнее место.

– Ага! – дружно кивнули приятели.

– Ну и пусть его… Что ты про мамку мою говорил, Крист?

– Жива твоя мамка, живехонька! Кнутом, говорю, ее стражник отходил. Сильно излупцевал, гад!.. Я б, наверное, сразу помер. А вы двужильные: что ты, что мамка твоя. За дядькой Штефаном сбегали, они с Лобашем домой ее отнесли.

– Я отнес! Я Жеську отнес! Я! – гулко бухнул себя кулачищем в грудь Лобаш, красный от гордости.

– Как она, Лобаш?

– Живая Жеська! Живая! Стонет. Лежит. Лежит. Стонет. Больно. Живая!

– А стражники? – спохватился Вит.

– Уехали стражники. Мытаря-покойника в Хенинг повезли. Войту наказали: тебя, как явишься, вязать – и тоже в город, в тюрьму! Тебя теперь, наверно, сказнят! Голову отрубят. Горстяник Мертен и отрубит. Да ты не бойся! Мертен, он головы здорово рубить умеет. Хрясь, и ты на небе!

Вит угрюмо молчал. Все, конец. Повяжут. Свои же сельчане и повяжут.

Прощай, головушка!

– Не убивал я мытаря. – Слова шли горлом, будто кровь: соленые, страшные. – Не убивал. Нету у меня никакого ножа. Чем бы я его пырнул? Пальцем?

Сказал и понял: не верят, хоть вслух и не говорят. Даже Лобаш отвернулся. Губы жует. Если уж лучшие друзья не верят – чего от других ждать-то?!

– А ты в село не ходи! – заявил вдруг Крист. Глаза Пузатого загорелись. – Ты лучше в бродяги подайся. Или в разбойники! Они тебя возьмут, ты ведь теперь тоже разбойник!

Лобаш молча хлопал коровьими ресницами. Поворачивался то к Виту, то к Кристу. Словно впервые обоих увидел. Да и Вит малость ошалел от идеи заклятого дружка. А что? – подумалось. Прав Крист! Одна дорога: к лихим людям. По которым плаха плачет. Эти не выдадут. Только где их найти? Да и боязно из села уходить. Очень хотелось повидать напоследок мамку. Как она там, после кнута? Повиниться, попрощаться, а дальше – куда глаза глядят.

Что-то сладко оборвалось внутри, заныло в предчувствии… чего? Вит не знал: чего.

Нового? небывалого?!

– Крист, ты мне друг? – очень серьезно спросил мальчишка.

Пузатый моргнул:

– Ну! Только в разбойники я с тобой не пойду. Меня мамка убьет…

– Да я не о том! – с досадой поморщился Вит. – Ты меня не выдашь? Домой я вечером пробраться хочу. Не могу я так уходить… не простившись.

– Могила! – горячо заверил Крист, пыхтя. – Чтоб я сдох!

Что правда, то правда: Пузатый – могила. Врединой был. Дразниться любил. Шкодничал. Но доносить – никогда. Раз, помнится, вместе озорничали: веревкой дорогу впотьмах перетянули. Ждали, кто перецепится да носом землю вспашет. Дождались. Добро б тетка какая или мужик пьяный. Парни молодые с гулянки шли. Двое таки перецепились. Вспахали. Ох и удирать потом пришлось! Вит убежал, парни в темноте даже не разглядели, кто это был, – а Криста поймали. Бока намяли крепко, от души. Требовали дружка выдать. Не выдал Пузатый. Врал напропалую, молол, что на язык попадет, орал, когда били, но – не выдал. На этот счет Вит мог быть спокоен.

– Спасибо, Крист. Ты настоящий друг.

– А я?! А я?! – обиделся Лобаш.

– И ты! – заверил Вит верного дурачка. – Ты, Лобаш, мне ночью заднюю дверь открой. Хорошо?

– Дверь? Дверь? Открою! Открою дверь!

– Только смотри, помалкивай. И не проспи. Как все уснут, подожди немного – и щеколду откинь.

– Да! да! Лобаш щеколду откроет. Откроет!.. Вит? А, Вит? – Похоже, в голову к Лобашу пришла мысль (случай редкий!), и сейчас бедняга изо всех сил пытался выразить ее словами. – Вит, а когда ты… в разбойники! в разбойники когда! – ты нас душить не придешь? Не придешь?

– Ты что, Лобаш! Я, может, и не пойду в разбойники. Бродягой стану. Или где подальше пастушить наймусь. А пусть и в разбойники – зачем мне тебя душить?!

Дурачок искренне обрадовался:

– Меня не будешь?! А батьку? А Казимира? А Томаса? Не будешь душить? Не будешь?

– Не буду, Лобаш! Честное слово! – Вит не удержался: рассмеялся.

Жаль, вышло грустно.

– Ты хороший, Вит. Я знаю. Ты хороший. Ты нас не тронешь. Лобаш дверь откроет. Откроет! А мытаря… мытаря ты правильно убил! Правильно!

Полоумный сын мельника Штефана всплеснул руками. Рассмеялся.

– Он плохой! Плохой! Был.

Дождавшись ночи, Вит на всякий случай двинулся в обход села, мимо старого кладбища. Кто его на погосте караулить станет?! Береженого Бог бережет. Опять же, через село идти – собак дразнить. Разбрешутся спросонья… А мертвяков бояться – дурное дело.

Мертвяки, они смирные: лежат себе.

Луна сгинула в трясине туч; звезды разбежались, укрылись за холмами. Тем не менее Вит ни разу не оступился и вообще: шел, как к себе домой. Парнишка улыбнулся глупым мыслям. Конечно, домой. Лишь бы «курий слепень» не схватил поперек. Однако Вит давно уяснил: дважды подряд его «хватает» редко, а трижды – никогда. Столбун был вот-вот, а накануне еще и дергунец случился, возле Кристовой хаты.

Значит, все в порядке.

Через забор он перемахнул играючи (впервой ли?!); и Хорт с Жучкой, хоть проснулись, сразу признали. Молодцы, лохматые… ну давай, почешу за ухом… Только с дверью загвоздка вышла. Заперто. Видать, уснул Лобаш – как ни клялся, дурачок, как ни божился, а уснул. Водилось за ним: ляжет на минутку, глядь – уже дрыхнет без задних ног! С колоколами не добудишься… Вит знал за дурачком такой грех. Лобашу хоть кол на голове теши: вылетает из нее все. Отвлекся – пиши пропало.