Любить — и это самое главное в жизни!

Я поглаживаю живот:

— Я его уже люблю!

— Я так рада, что ты приняла решение оставить его. Я буду помогать, во всем! — говорит Злата, абсолютно спокойная, после валерианы.

— Другого исхода я даже не рассматривала, но… понимаешь, мои родные узнают! Я не смогу такое скрыть!

— Если ты расскажешь, Боже, — Злата тяжело вздыхает, — боюсь, ничего хорошего не будет.

— Хорошо, что ты предлагаешь?

— По моим подсчетам, ребенок родится в апреле. Ты возьмешь академ отпуск и..

— Ты что? Какой отпуск? Родители же узнают!

— Господи, как все сложно! Дай подумать, — она трет виски, сидя на моей кровати, напротив меня, — ты родишь в апреле…

— Это так страшно звучит — родить! Я так боюсь этого слова, — покрываюсь мурашками, — ребенок — это не цыпленок, чтобы его спрятать. Мне некуда его деть! В любом случае мои узнают, катастрофы не миновать! Мне же на лето домой нужно будет уехать!? Да и мама каждый день звонит, по видео, видит меня. Думаешь не увидит моего живота? Это сейчас ничего не видно, через пару месяцев скрыть будет невозможно!

— И что делать, ума не приложу!? Даже я, к примеру, если окажусь в такой ситуации, не думаю, что папа одобрит! Хотя у нас не настолько все строго, как у вас! Да он меня сразу убьет! — и я в это верю, это же Стволов.

— Я не знаю, что делать! — выдыхаю, заставляю себя спокойно смотреть на ситуацию, — да пусть узнают, я что нагуляла? Я даже того, что со мной случилось, не смогла им рассказать, хотя мне так была нужна поддержка! — опять плачу, — у нас все так заведено, такие обычаи, что они даже слушать не стали, сразу осквернили бы и отказались! Вот это наши традиции, где дети не могут поделиться с родными, самым страшным, что может в жизни случится! А потом с ума сходят! Стрессуют и входят в депрессию! — я злюсь и плачу, — кто придумал эти обычаи? Где та книга, где написаны наши традиции и законы? Я хочу увидеть, того человека, хочу спросить, на каких таких примерах писались эти законы и традиции? Где ребенок боится своих родителей, боится осуждения людей, соседей, родственников! По их мнению, лучше держать все в себе, как я, никому ничего не рассказывать, бояться, лишь бы не опозорить свой род, да? — Злата пожимает плечами, — откуда это все взялось?

— Успокойся, тебе нельзя волноваться.

— Как можно так довести, чтобы ребенок боялся признаться матери в таком? Это же насилие! Но я знаю, что мать и отец, да и брат, если бы узнали, по-другому бы относились ко мне! С брезгливостью!

— Нет.

— Да, ты не знаешь ничего! В каких запретах нас воспитывают, вбивают в голову с детства, что правильно, что нет!

— А этого Мурада, не под такими запретами воспитывали? Чтобы он сдох!

— Нет, нельзя так говорить!

— Боже! Ты еще давай, защищай его!

— Оставь, пусть живет своей жизнью и никогда не знает бед.

— Ага, помолиться тоже не забудь, за него, — мотаю отрицательно, слезы перестали течь, но мне так плохо, на душе. Я разорвана, я в безвыходной ситуации…

— Мне нужно найти работу, пока живот не вырос, насобирать денег, для малыша.

— Вот, о малыше и надо думать! А по поводу работы, не знаю. Куда ты устроишься, а учеба?

— Не знаю, ничего не знаю!

— Злата! — грубый мужской голос заставляет нас замолчать и подпрыгнуть на месте, — Злата! — следом такой стук, будто сейчас снесут нашу дверь!

— Это твой отец…

— Да, и мне что-то страшно… — Злата заметно начинает трястись.

— Злата! Открой дверь!

— Как он пробрался сюда, в такой час? — Злата закатывает глаза, мол это же отец, и идет открывать дверь. Петр Михайлович тут же заходит внутрь, закрывает за собой дверь.

— Как ты могла? Как? — он так кричит, и яростно смотрит на дочь так, что я от страха не знаю куда себя деть, встаю с кровати, накидываю на себя куртку, хочу выйти, но..

— Ты можешь остаться! — кричит на меня ее отец, — у меня всего пару слов! — вещаю обратно куртку.

— Папа, что я сделала?

— В целом городе, ты никого не нашла, как Смольникова?

— А что не так с Валерой?

— Ты знаешь, чей он сын? — он так кричит, дрожит, стал бордово-малинового цвета, — он Смольников! Это о чем-нибудь тебе говорит?

— Нет-т, — бледная Злата стоит, нервно мнет пальцы, я смотрю на нее и не знаю, чем помочь.

— Смольников — бизнесмен, мой давний конкурент, теперь он кандидат в мэры нашего города! Ты забыла, что нам пришлось пережить, благодаря ему? Я чуть не разорился, из-за его грязных делишек!

— Папа..

— Замолчи! Он криминальный авторитет, и его сын тоже! — Злата мотает головой, — да дочка! Да!

— Валера — он не такой! — заикаясь говорит Злата.

— Ты перестанешь с ним встречаться! — откуда знает Петр Михайлович про отношения Златы и Валеры, гадать не приходиться. Он все знает, что происходит в нашем городе.

— Я люблю его папа!

— Какая, нафиг, любовь? — он подталкивает Злату, заставляя сесть на стул, возвышаясь над ней, говорит приказным тоном: — Я запрещаю тебе видеться с ним, — Злата мотает головой, давясь слезами отвечает:

— Папа, даже если Валера — сын Смольникова, он ни в чем не виноват! Почему он должен страдать из-за своего отца?

— Даже произносить его имя, я тебе запрещаю! — он сильно наклоняется, в упор смотрит Злате в глаза, сжимая руки в кулак, жилы на его лице сжимаются, он скрипит зубами, я начинаю дрожать от страха и еще сильней боятся своих родителей. Если отец Златы пришел в бешенство, просто потому что его дочь, встречается с сыном его врага, то что будет с моими родителями, когда они все узнают? Я забираюсь на кровать с ногами, сгибаю колени, обнимаю их и тихо плачу. За себя, за Злату.

— Папа..

— Заткнись! Сейчас тебе лучше заткнутся! — бедная моя Злата, я поднимаюсь, иду к ней, стою рядом, даже строгий, пристальный взгляд Петра Михайловича не останавливает меня. Злата берет мою руку, сильно сжимает, — если ты хоть раз увидишься с ним — я лишу тебя всего, поняла?

Вся эта ситуация напоминает мне индийский фильм. Трагикомедия, где я и Злата в главных героях.

— Я не для того растил дочь, чтобы отдать своему врагу! Еще на хватало, ты чтобы родила мне внуков от моего врага!

— Но Валера тебе не враг!

— Я сказал заткнись! С Валерой, я сам поговорю!

— Не надо! — Злата наконец сдается