Шельма предлагала устроить демонстрацию макияжа.

— Бе-е-е, — скривилась Пачкуля, дочитав записку. — Думаю, все согласятся, что затея дурацкая, так что…

— Эй, постой, — возмутилась Шельма, — а как же голосование? Ты не дала нам времени похлопать! Так не честно!

— Не честно, говоришь? Ну хорошо. Поднимите руки те, кто хочет, чтобы Шельма их накрасила. Не забывайте, что в качестве очищающего средства для лица она использует посудную мочалку, отчего ее собственная физиономия вечно напоминает надраенную кастрюлю! Есть желающие попробовать? Ну вот, я же говорила — ни одного!

Шельма заскрипела зубами от досады и прошипела:

— Рано радуешься, моль облезлая! Там еще на другой стороне написано.

Она говорила правду. На другой стороне было написано следующее: «Привязать Пачкулю к кусту чертополоха и швырять в нее засохшими чайными пакетиками».

— Не фсдумать читать фслух, — прошептал Хьюго на ухо Пачкуле. — Боюсь, они это полюбить.

Пачкуля прислушалась к его совету и как бы случайно уронила записку в костер. Увидев это, Шельма юлой завертелась на месте и стала в ярости рвать на себе волосы.

— Вот, собственно, и все, — с грустью подытожила Пачкуля, не обращая внимания на Шельмины выкрутасы. — Жалкая кучка никчемных мыслишек. Вообще не понимаю, ради чего я тут старалась…

— Раз ты такая умная, может, сама что-нибудь придумаешь? — прошипела Шельма.

— Вот еще. Хватит с меня того, что я тут все организовала.

— Ага, слабо? — вслед за Шельмой принялись подначивать ее ведьмы.

— Ничего мне не слабо, — огрызнулась Пачкуля, которой на самом деле было слабо, ибо каждый раз, когда ей требовалось поработать головой, мозги отключались сами собой. К счастью, на помощь ей пришел Хьюго.

— Прошу фнимания, — начал он, и в ту же секунду все вокруг стихли. Что ни говори, а для новичка Хьюго пользовался колоссальным авторитетом и был близок к тому, чтобы возглавить шайку помощников вместо Дадли, тем более что тот до сих пор сидел на больничном. — Моя госпоша иметь идея. Очень прекрасный идея.

— Разве? — удивилась Пачкуля. — Хотя да, конечно, есть у меня одна отличная идейка. Скажи им, Хьюго, а то я стесняюсь. — И она с интересом приготовилась выслушать, что же это за идея.

— Конкурс талантоф, — возвестил Хьюго. — Мы профодить большой конкурс талантоф. Победитель получать глафный прис, который я изготофлять собственными лапами. Я называть его «Приз Хьюго».

— М-м-м? О чем это он? — насторожились ведьмы, которые ни о каких конкурсах и призах отродясь не слыхивали.

— Он хочет сказать, что тот, кто выступит лучше всех, получит награду, — перевела Пачкуля. — Вроде того.

— Это не есть фсе, — продолжал Хьюго, входя во вкус и не обращая внимания на Пачкулю, которая пыталась его унять. — Ф жюри мы приглашать большую знаменитость из мира шоу-бизнес. Мы разослать приглашения фо фсе концы! О, наш конкурс фходить в история!

Над поляной повисла гробовая тишина.

— Тоже мне, выдумал, шут гороховый, — процедила сквозь зубы Пачкуля.

Однако, к ее великому удивлению, глубокое безмолвие внезапно взорвал гром аплодисментов. Еще бы! Конкурс талантов! С призами и знаменитостями! Это же как раз то, что надо!

— О чем ты вообще думал, глупый хомячишка, когда вылезал со своей дурацкой идеей? — накинулась на Хьюго Пачкуля, как только они добрались до дома и оказались наедине. — Ишь ты, хорошо устроился, наобещал с три короба, а мне теперь расхлебывать? Где я тебе откопаю знаменитость из мира шоу-бизнеса, а? Или, может, у тебя там связи? У меня точно никого, если не считать одной знакомой обезьяны, которая сбежала с бродячим цирком лет сто назад. Впрочем, она, должно быть, уже на пенсии.

— Пара пустякофф, — подбодрил ее Хьюго и подмигнул. Он уселся на перевернутую треснувшую чашку и принялся что-то записывать на обратной стороне почтовой марки, заменявшей ему блокнот. — Угадай, кто сейчас профодить отпуск ф свой замок на окраина Непутефый лес?

— Откуда мне знать? И кто же?

— Скотт Мертвецки, фот кто.

— Что-о-о? — воскликнула Пачкуля, задыхаясь от восторга. — Скотт Мертвецки? Тот самый Скотт Мертвецки? Звезда фильмов ужасов и мой кумир?

— Фот именно.

— О, Хьюго, ты только представь, что будет, если он согласится судить наш конкурс! Подумать только, я увижу его живьем! Я мечтала об этом с тех пор, как была совсем юной ведьмочкой! Ах, Скотт, Скотт… — протянула Пачкуля с блаженной улыбкой на лице и впала в прострацию.

— Поздравляю, дождалась.

— Но как мы его уговорим? Вдруг он не согласится? Он же все-таки в отпуске. О нет, Скотт, я не хочу тебя потерять, — заскулила Пачкуля.

— Ерунда. Мы быстро его заполучать.

— Но как? Подкупим? На что ему деньги, раз он и без того богат!

— Мы делать лучше. Мы его шанташировать.

— Шантажировать Скотта? Моего дорогого Скотта?

— Да.

Пачкуля задумалась.

— А в общем-то, идея неплохая.

— С тебя десять пенсов, — отозвался Хьюго.

Скотт Мертвецки, знаменитейшая звезда экрана и сцены и Пачкулин кумир, возлежал в кроваво-красном гамаке подле обширного бассейна в форме гроба, занимавшего большую часть территории перед замком. Он был одет в золотистого цвета домашний халат с вышитой на груди монограммой «СМ». Дорогие темные очки скрывали его знаменитые красные глаза. Его знаменитую мертвенно-бледную шею украшали увесистые золотые цепи, а во рту каждый раз, когда он подносил к своим знаменитым клыкам позолоченную зубочистку, посверкивали золотые пломбы. Его знаменитые ноги уютно устроились в отороченных мехом тапках из змеиной кожи, а на знаменитых пальцах сияли бриллианты величиной с грецкий орех.

Рядом с гамаком стоял столик, заваленный редчайшими деликатесами — клюквой в сахаре, плитками гематогена, томатной пастой и сгущенным кетчупом. По другую сторону от гамака стоял хмурый гном в тюрбане и плавках. В одной руке он держал широкий алый зонт, призванный защищать знаменитое тело от солнечных лучей, а другой усердно обмахивал это тело опахалом. Время от времени он заезжал по знаменитому носу то краем веера, то зонта.

— Эй, милейший, поаккуратнее!

— О’кей, приятель, — как ни в чем не бывало ответил гном.

— Что за слуги пошли, — проворчал Скотт Мертвецки, обращаясь к молоденькой подающей надежды актрисе, которая в это время нежно промокала ему лоб смоченным в одеколоне полотенцем. — Вконец обнаглели. Дай им волю — всю кровь высосут. — Он отпил из бокала какой-то красной жидкости со льдом и вяло махнул своей изящной бледной рукой в сторону кучки телохранителей.