— На все.

Генри перевел недоумевающему крупье:

— Она хочет обменять все пятьсот.

И практически перестал играть, так как дама вытворяла на столе что-то непонятное. Только временами ставил минимальные ставки.

Дама ставит беспорядочно, чувствуется, что ничего не понимает в игре. Например, поставила десять на левый нижний корнер и десять на пятый ряд. Одновременно поставила двадцать пять на зеро. Естественно, проиграла все. Дама проиграла уже триста евро, когда ее ставка на число двадцать три выиграла. Она никак не может понять, почему крупье пододвигает к ней все новые и новые столбцы фишек. Не выдержала и спрашивает Генри:

— Сколько я выиграла?

— Восемьсот семьдесят пять евро. Я советую вам завершить игру, забрать фишки и обменять их на выходе.

— Почему? Я хочу играть.

— Вы же все проиграете.

— Какое это имеет значение? Не для того я вкалывала целый год как проклятая, чтобы прекратить играть, когда мне хочется.

Генри промолчал — у дамы есть деньги, она хочет играть, плевать ей на возможный проигрыш. Но Генри из-за нее потерял темп, теперь трудно сконцентрироваться, так как вокруг столпился народ: глазеют, как непонятная иностранка непрерывно ставит пятидесятиевровые ставки. А тут еще и Марта подошла:

— Когда мы уйдем?

— Дорогая, что я тебе сказал?

— А что?

— Я сказал не подходить ко мне, не мешать. Разве в этом есть что-то непонятное?

Встал, посчитал фишки. Дополнительных фишек на триста пятьдесят евро — ерунда, сморщился. Не обращая внимания на Марту, перешел в комнату, где одиноко стоит стол для блэк-джека.

20:00. Стол для блек-джека.

У стола сидят двое американцев — этих ни с кем не спутаешь. Нет, они не орут, не пытаются положить ноги на стол, но выражение этих лиц, короткие сленговые слова, которыми они периодически обмениваются, несмотря на запрет разговоров во время игры, принадлежат непременно американцам.

Игра идет быстро, так как против дилера сейчас в ней участвуют только два игрока. Победы и поражения сменяются скорее, чем в рулетке.

Генри купил фишек на триста евро. Пропустил две раздачи и заказал себе, поставив двадцать пять евро. Крупье сдал ему валета и восьмерку. На карты других игроков — они тоже выложены на обозрение — Генри бросил только короткий взгляд, чтобы убедиться, что у них нет сплита. Каждый играет против дилера за себя. У того восьмерка. Надежда слабая, но имеется. Дилер берет и открывает вторую карту — девятка. Пододвигает к Генри его ставку и дает еще фишку на двадцать пять евро. Начало сделано. Оба американца проиграли.

Генри продолжает игру: ему «везет», и он ставит более серьезные ставки — благо, здесь максимум достаточно высок. Выиграл уже чуть больше шестисот евро. Дилер начинает нервничать, так как американцы теперь больше следят за игрой Генри, чем за своими небольшими ставками. Других зрителей нет.

После того как у Генри на ставке в сто евро выпал туз с дамой (блэк-джек), а у дилера девятка — получает выигранные сто пятьдесят евро, прекращает игру и направляется к стойке бара.

20:40. У стойки стоит Марта, в руке у нее почти пустой бокал хайболл с коктейлем «Джон Коллинз».

— Марта, который у тебя коктейль?

— Второй, Генри. Не сердись, мне было так скучно. Ты бросил меня, не разрешаешь подходить. А здесь даже не с кем поговорить. И я проиграла только пятьдесят евро, как ты сказал.

— На ногах твердо стоишь?

— Конечно, я ведь только два коктейля выпила.

— Тогда пойдем, посмотрим вечерний Бремен.

На выходе обменял все фишки: от игры в блэк-джек и рулетки. Марта с изумлением смотрит на пачку купюр, переданных ему кассиром:

— Генри, ты профессионал?

— Отнюдь, просто ты мне не очень мешала сегодня.

Проверил кейс, который ему вернули на выходе, вроде все нормально, можно уходить.

Генри и Марта гуляют без особого плана, «куда глаза глядят». Прошли по зеленой Шлахте до Уленштайн, выбрались на Мартини штрассе — здесь это главная улица, и по кривой улочке добрались до Рыночной площади.

В первую очередь глаз останавливается на Роланде — этом огромном символе города. Десятиметровая скульптура начала XV века впечатляет, без внимания мимо нее никак нельзя пройти. Роланд не кажется маленьким даже в сравнении с двуглавым фасадом собора святого Петра, на который он смотрит вот уже шестьсот лет. Виден только фасад собора, сам он спрятался за зданием Бременского парламента. Парламент весь сияет стеклом и совершенно не вписывается в общую картинку. От него хочется отвернуться в сторону массивной двух-трехэтажной ратуши, самодовольно смотрящей на своих худосочных, тянущихся вверх соседей. Вот она, Германия XV–XVII веков, чистенькая, полностью отреставрированная.

Марта начинает вдохновенно рассказывать легенду о Роланде, о том, что Бремен останется независимым, пока его будет охранять Роланд. Подошла к статуе и потерла колено. Для этого ей пришлось перегнуться через ограждающую решетку. Колени Роланда очень темные: тысячи людей терли их много лет.

— Что это ты?

— Я хочу еще раз побывать в Бремене, для этого и потерла колено, так положено.

Проходят еще с десяток метров и натыкаются на четырехзвенную фигуру.

Марта оживленно:

— Смотри, Генри, Бременские музыканты.

Действительно, на осле стоит барбос, на нем кот, и на самом верху кричит вытянув шею свое «ку-ка-ре-ку» петух.

У Марты поднялось настроение, улыбается, глядя попеременно то на Генри, то на скульптуру:

— Генри, пойдем в гостиницу.

— Что это ты улыбаешься? С кем из них меня сравниваешь? Впрочем, понятно, о чем ты сейчас думаешь.

22:00. Номер в отеле.

Только вошли в номер, Генри обнял Марту, молча повел к кровати и довольно грубо взял. Довольно грубо, это еще мягко сказано. Но Марта даже не пытается сопротивляться, хотя бы символически — наверное, у нее были раньше совсем другие приятели, другие отношения.

9:00. 19 мая 2015 г., вторник.

Шведский стол в отеле.

Поздно, уже все позавтракали. Генри и Марта только спустились в зал. Кушанья разнообразные, но еда не очень вкусная, довольно пресная. Марта морщится:

— До обеда много времени. Давай прокатимся по Везеру.

У нее прекрасное настроение, почти пританцовывает.

Пристань на Везере.

Генри изучает расписание. Марта предлагает:

— Поедем до Бремерхафена.

— Нет, туда три часа, да обратно три — не успеем до обеда.