Женщина, вместо того чтобы скромно стоять, опустив глазки долу, самым наглым образом его изучала. Не взгляд, а нож хирурга: мол, а ну-ка посмотрим, что у тебя внутри, господин сотник. Притом досточтимый Цзян Яовэнь готов был поспорить хоть на три связки цянь, что дамочка вытряхнула его наизнанку, перебрала по косточкам и привесила табличку с ценой. Крайне неприятное ощущение. Что ж, приказ на её счёт он уже отдал. Теперь лишь от мастера Ли зависит, сможет ли чужестранка усвоить хотя бы основы цивилизованной жизни, а значит, создавать на подотчётной ему территории как можно меньше проблем. Три месяца – не маловато ли?

Как будто не дура. Должна усвоить. Ну, а если упрётся и станет цепляться за обычаи своего племени – ей же хуже. Поднебесная и не таких в тонкую муку перемалывала…

Знаете ли вы, что в первую очередь обязан сделать настоящий попаданец?

Напроситься на приём к Сталину? Перепеть Высоцкого? Убить Хрущёва?

А вот и нет. Настоящий попаданец в какую угодно эпоху первым делом обязан… заболеть. Иммунитет у него в любом случае заточен на другую микрофлору, вот в чём проблема. Но этого почему-то нет ни в одной книге.

Яна и Ваня заболели буквально на следующий день после того, как их разместили в крошечном флигельке. Зря таблетки заранее глотали, надо было чуть-чуть подождать. Болезнь сразила их, едва они немного отошли после дикого стресса, и развивалась стремительно: температура подскочила буквально за час-другой, почти сразу появились сопли до пола и изматывающий кашель. Если бы не упаковка мощного антибиотика и пузырёк витаминов в капсулах, им пришлось бы совсем плохо. Радовало одно: местные бациллы, в отличие от тех, к которым они привыкли, были очень чувствительны к антибиотикам. Яна припомнила, что читала что-то по этой теме, вроде бы во времена изобретения пенициллина бактерии дохли даже от малых доз лекарства. Это за прошедшие с 1927 года десятилетия болезнетворная микрофлора поднакачала устойчивость, а здесь бациллы ещё непуганые. Пары таблеток на нос хватило, чтобы устроить им тотальный геноцид. Но недельный карантин выдержать пришлось, от греха подальше. Не хватало «отблагодарить» приютившую их семью чем-нибудь малоприятным вроде гриппа.

Дальнейшую жизнь матери и сына можно было описать ленинским девизом: учиться, учиться и ещё раз учиться. Дело было не столько в китайском языке, точнее, в его средневековом ханьском варианте, сколько в бытовых мелочах. Хорошо, что им повезло с учителем. Вернее, с учительницей. С маленькой Сяолан.

Давно подмечено, что дети, если речь не идёт о прирождённых дебилах, намного легче взрослых усваивают иностранные языки. В особенности когда учебный процесс исключает тупую зубрёжку и включает игру. Пока Яна разучивала слова «чашка», «палочки для еды», «плита» и тому подобные, Ваня уже более-менее свободно объяснялся с детьми мастера Ли – своей ровесницей Сяолан и шестилетним Ляншанем. Не говоря уже о том, что брат и сестра Ли сами начали потихоньку перенимать русские слова. А когда Яна под мудрым руководством мелкой наставницы добралась до сложносоставных предложений и общепринятых речевых оборотов, оправившийся от последствий дорожных приключений Ваня уже напросился учеником к мастеру. Молотом махать ему, понятно, ещё не скоро позволят, но мехи раздуть, подать-принести по мелочи – это пожалуйста. А с той поры, лишённая общения со сверстником, девчонка переключила всё внимание на Яну. И дело пошло быстрее. Уже через месяц с небольшим она могла торговаться на рынке и помогать старухе Гу Инь на кухне, не путая названия блюд и ингредиентов.

С мастером Ли в это время она пересекалась нечасто. Когда пересекалась, старалась, дабы ничего не напортить, выказать ему почтение, как хозяину дома, и не слишком явно демонстрировать радость от встречи. Здесь это было не принято. Мастер в свою очередь делал ровно то же самое, и, как ни пытался казаться невозмутимым, получалось не очень. Затем он сразил наповал всех соседей, подарив гостье платье покойной жены. Одно из четырёх, лучшее из предназначавшихся для повседневной носки. И одежонку для мальчика. Пусть не новую, но вполне добротную. Для времён, когда хорошая одежда ценилась очень дорого и передавалась по наследству, это был поступок на грани фола. По кузнечной слободке поползли пересуды: мол, чужеземная ведьма приворожила мастера. За колдовство вообще-то в империи Тан светила «статья», но не за любое, как в средневековой Европе, а только за злокозненное, направленное на пагубу кому-либо. Любовные привороты к таковому не относились, да и выяснилось, что никто не видел, чтобы чужестранка проводила какие-то обряды. Нет свидетелей и доказательств – нет и дела. Но всем соседкам рты не заткнёшь, а мастер Ли только подливал масла в огонь, оказывая гостье почтение, выходившее, по всеобщему мнению, за все разумные рамки. И… нельзя сказать, что Яне это было неприятно.

Надо сказать, что мастер Ли давненько уже не испытывал такого мальчишеского стыда.

Когда гостья, осунувшаяся и похудевшая после болезни, с помощью жестов и пары усвоенных слов кое-как объяснила старой Гу Инь, что желает вымыться, служанка сводила её в маленькую домашнюю баньку. И он не удержался, расспросил служанку… Старуха, смекнув, что к чему, захихикала и принялась рассказывать господину, что, мол, да – госпожа недурна собой, молода и сильна, и если, мол, замуж выйдет, ещё не одного ребёнка родит. Гу Инь давно ворчала на него, что не брал в дом достойную женщину, остановившись на смазливой служаночке, которую, кстати, продал вместе с домом, когда пустился в дорогу. Мол, не дело это – такому видному господину во вдовстве жить. Сейчас старая нянька, заметив то, что сложно было не заметить, удвоила свои усилия. Напрасно старалась. За мастера Ли давно всё решено Небом, остаётся лишь покориться его воле.

Сына госпожи гостьи он заметил в обществе своих ребятишек. Мальчишка тоже был ещё слаб, и, сидя на крылечке, кутался в покрывало – это в тёплый летний денёк-то. Судя по обрывкам фраз, доносившихся оттуда, Сяолан не унималась, втолковывала ему новые слова. Мальчик старательно их повторял. То, как он ёжился под покрывалом, навело мастера на мысль поинтересоваться, не надо ли чего ему и его матушке. Если не она сама, то парень хотя бы сможет внятно сказать, не нуждаются ли они в чём-то. Всё-таки на новом месте…

Хороший, вежливый сын у госпожи. Завидев его, первым делом встал и поклонился. Даже поприветствовал его, как полагается, молодец. Сразу видно: их народ не дикари какие-то, а вполне культурные люди, воспитанные в почтении к старшим. Уже хорошо. На вопрос, можно ли поговорить с его матерью, ответил не сразу, пришлось повторить – медленно, чётко произнося каждый слог. Тяжело с иноземцами объясняться…

– Мама там, – когда парнишка понял, чего от него хотят, слабо улыбнулся и кивнул в сторону двери. – Стирает одежду. Можно я спрошу её?

Тогда он почувствовал первый укол стыда. Ну, конечно же, что ещё должна сделать культурная женщина, как не позаботиться о чистоте тела и одежды? Особенно после болезни… Мальчик тем временем, поправив на себе сползающее покрывало, постучал в дверь. Что-то сказал матери. Та ответила, и в её голосе послышалось волнение. Да, ему это наверняка не показалось.