А с подседельника, рядом с униженно согбенным пленником, свисал еще один трофей: человеческая голова.

– На мой взгляд, несколько мрачновато, – выразил свое мнение Павел, отставляя сосуд на каменную скамью. Он продолжил извлекать содержимое сумы, ставя изделия рядком: снова чаши, кубки, статуэтки, несколько блюд… Некоторые предметы были обернуты тканью. И все они оказались сделанными либо из чистого золота, либо из сплава золота с серебром.

Мой друг саркастически усмехнулся:

– Больше подходит для языческого пиршества, чем для алтаря. Похоже, эти вещи тоже из сокровищ аваров, которые король Карл пожертвовал Церкви.

– Что теперь с ними делать? – задал я вопрос.

Павел немного подумал.

– Да, в общем-то, ничего. Возвратим их туда, где нашли, а себе оставим лишь пару образчиков, чтобы ты показал их архиепископу. А иначе добряк Арн может тебе не поверить.

Кубок и кувшин отставной номенклатор завернул в ткань, а остальное упрятал обратно в суму, которую Теодор поместил туда же, откуда взял, поставив затем на место решетку.

После этого Павел чутко накренил голову, прислушиваясь. Коз, судя по всему, наконец, приструнили: в саду стояла тишина. Лично я слышал лишь биение собственного сердца. До меня запоздало дошло: как же мы теперь, когда слуги вернулись в дом, уйдем отсюда незамеченными?

Но мой друг, как ни странно, обеспокоен не был.

– Ну что, пора в путь, – промолвил он абсолютно будничным тоном, и следом за ним мы с Теодором прошли обратно через приемную, а оттуда в прихожую, где было пусто и безлюдно. Передние двери особняка – огромные, из черно-смолистого дерева – были слегка покороблены и очень стары, по возрасту, вероятно, соперничая с самим домом.

– Как я и ожидал: на засове, но не на замке, – удовлетворенно отметил Павел. – Очевидно, Альбин практикует старый верный способ сохранности. И он, по сути, прав… Хотя против тех, кто внутри, сей способ бесполезен.

Нежным движением он отодвинул деревянный запор, и я затаил дыхание, ожидая услышать протяжный скрип древних петель, который выдаст нас с головой. Но добросовестные слуги Альбина неукоснительно следили за тем, чтобы петли были смазаны. Одна створка бесшумно приотворилась настолько, что мы поочередно смогли проскользнуть в зазор.

– А ну-ка постойте, – подал голос Теодор.

Из-за пазухи он выудил подобие кожаной удавки и, к моему смятению, скользнул обратно в дом. Впрочем, обратно он появился почти тотчас же, удерживая обеими руками концы, туго натянутые вокруг края двери.

– Закрывайте створку, – распорядился он, – но только не до конца, чтоб не пережать эту штуковину.

Именно так мы и сделали, после чего Теодор плавно потянул за шнурок. Видимо, он продел его петлей: слышно было, как засов задвигается с той стороны.

– Учись, Зигвульф, – шепнул мне Павел. – Вот тебе полезный урок по мастерству взлома.

Теодор позволил себе скупую улыбку:

– Польза от него есть только тогда, когда двери малость неровные.

Отпустив один конец шнурка, он вытянул его на себя.

Через disabitato мы двинулись в обратный путь, стараясь сохранять непринужденность шага. Проводив нас почти до места, Теодор засобирался домой. Павел напоследок посулил ему надбавку.

– Как славно он сработал с засовом! – похвально отозвался он о своем подручном. – Альбин, вернувшись домой, обнаружит пропажу, но не увидит следов нашего вторжения и решит, что его тайник обнаружили слуги и решили поживиться. Возможно, он даже учинит над ними дознание, но они, как один, поклянутся ему в своей невиновности. Это лишь сдобрит нашу таинственную историю специями.

Я дождался, пока мы вернемся к Павлу в дом и окажемся в его кабинете, и уже тогда, закрыв за собою дверь, озвучил мысль, что постепенно обретала очертания в моем уме:

– Вероятно, Альбин, во избежание неудобных вопросов о засаде на Папу, наведался к торговцам краденым и выкупил свой нагрудный крест, который затем возвратил аркарию. У Церкви он уже и без того подворовывал, так что не хотел лишний раз привлекать к себе внимание.

– То, что он вор, это налицо, – кивнул Павел. – Но у меня есть подозрение, что все здесь гораздо глубже.

– В смысле нападения на Папу Льва?

– Все трое, попавшие в наше поле зрения, имели свободный доступ к папской сокровищнице: Пасхалий с Кампулом при Папе Адриане, а затем вот Альбин при Льве.

– Ты полагаешь, что между ними может быть некий сговор?

– Я бы не удивился, – с циничной усмешкой ответил мой друг.

– Звучит как-то несуразно, – усомнился я. – Кампул с Пасхалием принадлежат к партии, ратующей за низложение нынешнего Папы. Альбин же, наоборот, принадлежит к числу их противников. Он ставленник Льва, и, случись что, вместе с ним уйдет и он.

– Это головоломка, о которой ты мог бы поведать архиепископу Арну: пускай он и выискивает ответ, – сухо определил Павел.

Он развернул ткань, в которой нес золотую чашу и сосуд с образом победоносного всадника, и поставил оба предмета на стол.

– Пожалуй, тебе настало время представить ему доклад в личном порядке, а с собою взять эту вот посудину с кровожадным воином, – посоветовал мой товарищ. – Расскажи доброму архиепископу, где ты ее нашел, а также донеси, что в Риме пахнет чем-то весьма скверным.

– А чаша? Что ты с ней думаешь делать?

– Ее я попридержу и покажу кое-кому из своих людей среди торговцев краденым. Если им предлагалась эта вещь или что-нибудь ей подобное, то это могло бы вывести нас на загадочную Меховую Шляпу, который нанял шайку Гавино, или на кого-нибудь из его высокопоставленных сообщников.

Он указал на сосуд и добавил:

– Я и понятия не имел, что среди аваров есть ювелиры, способные на такое. Несомненно, эта вещь была изготовлена в ознаменование какой-то важной победы, одержанной этим самым всадником.

– Интересно, кто бы это мог быть, – сказал я.

Павел пожал плечами:

– Да кто ж про то знает! Это событие могло иметь место десятилетия назад. Хотя сам предмет смотрится отнюдь не старинным.

Мой друг дыхнул на золотую поверхность, потер ее рукавом и поднял на свет, вглядываясь в гравировку.

– Что ты там ищешь? – полюбопытствовал я.

– Что-нибудь, указывающее на создателя этой вещи, – сказал он, поворачивая вещь под разными углами. – Его клеймо. Это работа истинного мастера своего дела. Даже варвару авару достало бы ума поставить на ней какую-нибудь личную метку, пускай хотя бы крохотную и в каком-нибудь укромном месте. – Он удовлетворенно хмыкнул: – Ну вот, я так и думал: вот она, метка! Напоминает значки, что в ходу у вас, северян. Быть может, ты углядишь в ней какой-нибудь смысл?

Он передал мне кувшин: