Холодная усмешка скользнула по челу Мясоеда. Одними губами прошептал:

– Назад, сиволапые.

Толпа словно онемела, поникла, запахла и вмиг пропитала воздух страхом. Мясоед повел ноздрями, уловив этот едва чуемый смрад трусости человеческой, еще раз обвел осунувшихся людишек тяжелым взглядом и, убедившись, что ни у кого дерзновения нет очи горе поднять, развернулся и неторопливо двинулся в сторону Лубянки.

Февраль 2015 – ноябрь 2016

Плавно несет свои воды величественный и древний Дануб, ныне называемый Дунаем. Огибает он тянущуюся на сотню миль, покрытую девственным лесом Фруктовую гору. У подножия горы, на склоне, спускающемся к реке, уютно примостился маленький городок. На деревянной табличке, прибитой к столбу на обочине запыленного тракта, там, где он входит в город, аккуратно выведено ломаными строгими буквами его название – Karlowitz. Если смотреть сверху, со склона горы, то он напоминает игрушечный – множество шпилей, опрятные сады, черепичные крыши. А стоит спуститься вниз и войти на мощенные камнем улочки, как путника окутает аромат города – въевшийся в крыши и стены чад угля, миазмы и испарения, исходящие от тел множества людей и животных, манящие запахи жарящегося мяса и кислой капусты, вина и пива, тянущиеся из таверн, приторный дурман ладана и сотен свечей, витающий вокруг церквей. Смешиваясь воедино, они образовывали своеобразный, ни на что не похожий аромат, который обнимал и пронизывал весь город.

А вот небольшой домик с приветливо светящимися окошками на Дубовой улице. Домик стоит не сказать чтобы в центре, но и не на окраине. Где-то посередине. В нем живут бабушка и внучка, Ангелина и Сунчица. В камине весело трещат поленья, шипит смола, бабушка ставит на огонь котелок с ключевой водой. Хорошо вечером выпить липового чаю, чьи засушенные цветы висят пучками под потолком и пьяняще благоухают. Привкус корицы, тмина, мяты и прочих сушеных трав, казалось, насквозь пропитал стены домика. Тут же у камина пристроилась и внучка. Спрятав тугую льняную косу подальше от пламени, она вышивает в его свете. Стежок за стежком игла с шелковой нитью так и летают в ее юрких, умелых пальчиках, и на полотнище, как живой, проступает сидящий на дереве бельчонок с кедровой шишкой в лапках.

Напившись чаю, бабушка прибрала со стола и, изображая строгость, но продолжая лучисто улыбаться уголками рта, сказала своим ласковым певучим голосом, повернувшись к внучке:

– Сунчица, пора спать, завтра у нас с тобой много дел, ты не забыла?

Подняв голову от вышивки, девчушка, прищурившись, спросила звонким голоском:

– Бабушка, а ты расскажешь мне сказку?

– Ну конечно же, внучка! Разве можно засыпать без сказки? – всплеснула руками Ангелина. – Обязательно расскажу!

– А почему нельзя засыпать без сказки? – Сунчица лукаво склонила голову на плечо.

– Потому что во сне человек беззащитен, а сказка отгоняет злых духов, – бабушка погладила девочку по головке, – и защищает того, кто ее слушал, внученька.

Укрыв Сунчицу, крепко обнявшую плюшевого мишку по имени Пухатик, теплым лоскутным одеялом, Ангелина подоткнула уголки, притушила свечи и принялась рассказывать сказку:

– Далеко-далеко в Исполиновых горах живет князь гномов по имени Рюбецаль. Царство его невелико, зато очень глубоко – на восемь сотен миль уходит оно к недрам земли. Рюбецаль любит бродить по своим владениям, осматривать неисчислимые богатства в подземных кладовых, приглядывать за своими подданными – гномами-рудокопами, да расставлять их – кого на добычу злата, кого на кузню, а кого строить прочную дамбу, чтобы сдержать огненную стихию и не дать ей вырваться из недр земли…

Голос бабушки обволакивал и убаюкивал, и скоро уже Сунчица сладко спала, положив ладошку под голову, и видела во сне дальние неведомые страны и кряжистых гномов, куда-то идущих сквозь вековой лес всей артелью, распевая тягучую, протяжную песнь на древнем языке…

– Вставай, соня. – Бабушка погладила Сунчицу по головке. – Уже утро, ты помнишь, что сегодня мы идем с тобой в лес?

Девочка сладко потянулась, на миг прижалась к бабушкиной руке, пахнущей земляникой, и спрыгнула с высокой перины. На крепком дубовом столе уже поджидал аппетитный завтрак – кувшинчик парного молока, мед, орехи, сушеный чернослив и свежая сдоба с начинкой из лесной земляники и хрустящей корочкой только что из печи.

Выйдя из дома и прикрыв дверь, Ангелина проводила взглядом шмеля, деловито прожужжавшего мимо. Уставившись ему вслед, она на миг о чем-то задумалась и, повернувшись к Сунчице, сказала:

– Знаешь что, сбегай-ка в огород и прихвати пару морковок.

Сунчица подняла глаза, полные удивления, на бабушку:

– Зачем нам в лесу морковка?

– Почему-то мне кажется, что она тебе сегодня пригодится, – задумчиво ответила Ангелина.

По дороге Сунчица весело скакала вокруг бабушки, танцевала с лукошком в руках, сплела венок и нарвала букет луговых цветов. Город остался далеко позади, а тропка, что вела их в сторону леса, причудливо вилась по склонам Фруктовой горы.

– Бабушка, бабушка, а откуда взялись горы? – спросила запыхавшаяся от подъема в гору девочка.

– Горы… – Бабушка, казалось, задумалась. – Создатель мира встретил белую утку, – начала она нараспев, – в изначальном море и приказал нырнуть ей на дно и принести ила для создания суши. Часть ила утка утаила в клюве. Когда земля вырастала из воды, утаенное стало болотами и горами… – Бабушка на секунду смолкла. – По крайней мере, так рассказывали в деревне, где я выросла…

Сунчица внимательно слушала, притихнув.

– А как называлась твоя деревня, бабушка?

– Драговицы, внученька. Это ниже по течению Дуная.

Невдалеке от опушки дремучего леса бабушка с Сунчицей встретили только что вышедших из чащобы охотников, пыхтевших от натуги под тяжестью освежеванной туши клыкастого вепря, за ноги привязанного к хворостине, лежащей у них на плечах. Опустив ношу на землю, охотники утерли пот и любезно пропустили Ангелину с внучкой – тропка была слишком узка, чтобы встречные путники могли разминуться на ней, не сходя в густую, по пояс траву, стеной стоявшую по обеим сторонам утоптанной дорожки. Чуть склонив голову в знак благодарности, бабушка поприветствовала их: