— Хватит тянуть, — нервничаю.

— На стакане я выделила два образца мужского ДНК. И как раз таки второй имеет полное совпадение…

«Всем встать, суд идет!» — раздается голос секретаря.

— … Настюх, ты знаешь кто настоящий отец Стефании? Алло! Слышишь меня? Алло!

— Достаточно, — Лютольф вырывает телефон из моих рук, второпях жмет кнопку и вырубает устройство.

А я больше не могу себя контролировать. Впадаю в прострацию, перестаю ощущать мир вокруг, забываю, как управлять телом. Тупо смотрю на адвоката, стараясь переварить услышанную новость.

За мгновенье я будто возвращаюсь в прошлое, в тот день, когда Марк Лютольф первый раз вошел в мою квартиру. Это же он прикасался и пил из стакана. Но как? Каким образом адвокат имеет отношение к зачатию Стефании? Мы не были знакомы прежде. Бред.

— Романова, да что с тобой происходит? — Марк злится, хватает меня за плечо и заставляет встать. — Ты должна встречать судью и смотреть на него, — грубовато дотрагивается моего подбородка, насильно разворачивает лицо.

Дверь возле подиума распахивается и к нам выходит седовласый мужчина в черной мантии. Я душой замираю, наблюдая за каждым его шагом. Вид у судьи крайне недовольный, уставший. Словно мы осточертели мужчине до коликов и он хочет лишь одного. Отделаться от всех поскорее и умотать на рыбалку!

— Прошу садитесь, — безразлично произносит судья, а у меня сердце в груди разбивается. — Рассматривается дело о лишении родительских прав Анастасии Евгеньевной Романовой…

Ох… каждое слово из уст судьи огненной пулей вонзается в голову. Невыносимо больно слышать его фразы. Но я держусь. Стараюсь ради дочери.

Судья представляется сам и поочередно опрашивает личности присутствующих. Мне удается твердо подняться, внятно объявить свою фамилию, имя и отчество. Процесс двигается по плану, который мне заранее объяснял Лютольф. До момента, пока судья не решает вызывать меня первой к трибуне ответчика…

— Почему так? — тут же оборачиваюсь к Лютольфу, — сначала должен говорить Золотов…

— Судья посчитал иначе, — вполголоса произносит Марк, — иди, Анастасия.

Меня колотит. Придерживаясь за стол, встаю, шатко ковыляю к трибуне. Надо было обувать сапоги на плоской подошве, но по совету Марка выбрала каблуки. На ходу я подворачиваю ногу. Быстро оправившись, выравниваю шаг, хватаюсь за деревянные борта трибуны и останавливаюсь.

Теперь мне видно весь зал. Лицо каждого. От этого еще хуже. Я не наблюдаю органов опеки, хотя они должны тут быть и дать отчет о проверках, которые совершали после развода с Олегом.

Глубоко вдохнув, перевожу внимание на Золотова. Он слишком уверен, в его глазах нет ни капли сомнений в проигрыше. Олег ухмыляется, хитро щурится. Представитель Золотова под стать Олегу, будто его оппонентом является не Марк, а вчерашний выпускник института.

Я вижу маму. Зинаида Федоровна по-прежнему сурова, только достала из кармана белый платочек и взволнованно теребит ткань в пальцах. За Олега беспокоится? Не факт.

Лютольф…

У Марка всегда каменная мина, но сейчас особенно. Он смотрит на меня пристально, округлив глаза шире, чем обычно.

Судья что-то говорит. Неразборчиво его понимаю. Уши закладывает от подскочившего давления. Внутри до предела ускоряется сердечный ритм, новый прилив крови бьет в голову до темноты в глазах. И тут до меня доходит…

— Я… я хорошая мать. Я очень люблю свою дочь…

Марк сжимает шариковую ручку в кулаке и едва заметно ударяет об стол. Это не те слова, которые мне прописал адвокат для ответа. Я придерживаюсь за трибуну, ведь колени безбожно подгибаются.

Вездесущий Олег поймал меня в ловушку. Загнал как мышку в лабиринте. Меня предали. Все. Родная мать, Вера и ее муж, Лютольф.

Золотов, имеющий безграничную власть, догадался, что, кроме Лютольфа, мне никто не сможет помочь. Бывший муж наперед все спланировал и подкупил Марка.

Известно же, что адвокат берет за свои услуги баснословные деньги, а ради меня, вдруг, непостижимым образом согласился помочь задарма. Фантастика. Неправда?

Неслучайно Лютольф и Олег оказались в моей квартире единовременно. Таков был их план.

А Вера… Боже. Моя подружка знала, что корень зла закопан на почве измены. Олег подозревал меня. И теперь все выкручивается так, будто я действительно бегала на сторону от законного мужа, а сейчас явилась в суд с любовником!

Интересно, Марк услышал наш разговор по телефону с Верой? Ничего у него не ёкнуло?

Какая шумиха теперь забурлит. По городу поползут сплетни, а телевизионные каналы будут пестрить рожей страдальца-Олега. Золотов привлечет общественность и добьется своего.

Матери жалко меня, поэтому она смахивает слезу платочком, но еще жальче ей потерять деньги, которыми помахал перед носом драгоценный зять.

Я же, круглая идиотка, надеюсь, именно тут в суде, наконец, потерять доверие к людям.

К горлу подкатывает тошнота.

Я вспоминаю пустой контракт, подписанный в стенах адвокатской фирмы. Ай да Лютольф, ай да пёсий сын! Марк замечательно сыграл на тонких струнах души несчастной матери. С легкостью выудил из нее желанную пометку. Я знаю, что Лютольф пропечатает на том листе — добровольный отказ от Стефании! А все что происходит сейчас — фарс. Так, для растяжки времени.

Я опять смотрю на рожу Олега. Больше всего на свете мне хочется вцепиться в него ногтями и выцарапать глаза! Увы, я не кобра, так бы плюнула еще ядом.

Медленно делаю шаг в сторону.

Стеша.

Как я могла оставить ребенка супругу Веры? Если я и Золотов со своей свитой здесь, в суде, то, что же происходит за его пределами?

Мое дыхание охватывает спазмом.

Всё. Теперь достаточно. Больше так продолжаться не может! Я просто не вынесу еще одного унижения с подачи Олега.

Нет, конечно, первые полгода нашего знакомства раем казались. А потом свадьба — худшее решение в моей жизни. Шесть месяцев нервотрепки с зачатием, девять — беременность. Роды. Еще год обвинений в блуде, жажда расправы, слежка. И вот она вишенка на торте — Золотов подмял под себя всех, кто был мне когда-то дорог. Он уничтожил меня и снова выставил на посмешище.

— Ответчица, вернитесь на место!

— Сейчас вернусь, — не сводя глаз с Олега, сдуваю выпавшую прядь волос.

Я обязательно вернусь только сначала, Золотов получит от меня «комплимент» за все старания!

Торопливо огибаю трибуну. Мне не терпится отвесить Олегу жгучую пощечину. Даже ладонь зачесалась.

Делаю два быстрых шага, чувствуя, как в груди резко закололо, а силы точно покинули тело. До изнеможения я напрягаюсь, пытаюсь ступить еще, ноги будто проваливаются во что-то мягкое. Я больше ничего не вижу…