тем самым создали себе массу проблем. Умели они собственными руками плодить себе врагов.

Запрет на издание романа и преследование Пастернака Запад активно использовал в своих пропагандистских целях: в Советском Союзе нет свободы творчества, все живое и талантливое подвергается репрессиям, налицо возврат к мрачным сталинским временам.

В ответ ЦК КПСС предпринимал свои шаги, например, всячески лоббировал через разные каналы альтернативу Пастернаку в лице Михаила Шолохова, поручил советским дипломатам, работавшим в капстранах, провести широкую кампанию по дискредитации автора «Доктора Живаго» как человека, который «не пользуется признанием у советских писателей и прогрессивных литераторов других стран». В записке, подготовленной Отделом культуры ЦК на сей счет, говорилось: «Выдвижение Пастернака на Нобелевскую премию было бы воспринято как недоброжелательный акт по отношению к советской общественности»[24].

И, разумеется, еще в Москве стажеров подробно инструктировали, как следует реагировать, если кто-то поднимет вопрос о «Докторе Живаго».

С английским у Александра к концу стажировки все наладится, Яковлев сможет и тогда, и впоследствии вести разговоры с американцами на самые разные темы без помощи переводчика. И с наукой он все успеет — прочтет кучу самых разных книг, сделает сотни выписок, которые затем пригодятся при защите кандидатской диссертации.

Всю четверку поселили в кампусе Сент-Джонс-Холл. Александру досталась маленькая, но опрятная комната на двенадцатом этаже с видом на знаменитый Центральный парк. Им назначили ежемесячную стипендию в размере 250 долларов, что по тем временам было внушительной суммой (такую зарплату получали наши дипломаты).

Александр еще в Москве был утвержден старостой своей «колумбийской» группы — исходили из того, что он самый старший по возрасту, фронтовик, партийный работник.

В научные руководители Яковлеву определили профессора Трумэна, который сразу удивил русского аспиранта тем, что рекомендовал ему для прочтения книги, содержавшие критические оценки американской внешней политики. У нас в СССР такое тогда было не принято. «Профессор был консервативным человеком по своим взглядам, но он честно выполнял свою работу, оставляя меня в свободном плавании в выборе оценок тех или иных научных позиций», — заметит Александр Николаевич незадолго до своего ухода из жизни, диктуя воспоминания об американской стажировке[25].

Занятия по американской внешней политике казались ему скучными, не выходящими за рамки стереотипов холодной войны. Зато отдушиной были лекции по русской истории и литературе, которые Александр посещал добровольно. Хотя и там он все время изумлялся тому, как поверхностно университетские профессора знают и сам предмет, и современную российскую действительность.

Вот это — отсутствие у американцев глубокого понимания того, что происходит в СССР, их часто нелепые высказывания и еще более нелепые вопросы — до самого окончания стажировки удивляло его. Причем речь шла не о провинциалах из техасской глубинки, а о преподавателях и студентах самого продвинутого вуза США.

Один профессор интересовался у Яковлева, правда ли, что разрешение на вступление в брак надо брать у комсомольской организации. Другой задавал вопрос: может ли советский человек свободно перемещаться из одного города в другой? На уроке русской истории в университете Берлингтона (штат Вермонт) Яковлев собственными ушами слышал, как преподаватель, говоря о причинах Октябрьской революции, выводил это историческое событие из факта… татаро-монгольского нашествия.

Справедливости ради, надо сказать, что и советские люди в те годы имели точно такое же превратное представление об Америке. Все знания они черпали из статей газеты «Правда», которые день за днем смаковали преступления белых против негров, рост безработицы и опасность американского милитаризма.

Все месяцы, проведенные нашими стажерами в США, прошли без особых происшествий. Постепенно парни настолько осмелели, что ходили не только в гости к своим новым американским друзьям, но и в ночные клубы, на дискотеки, охотно принимали приглашения выпить чего-нибудь крепкого в барах. Правда, навещавший их регулярно «куратор» из советского представительства при ООН не уставал повторять: не теряйте бдительности, за вами постоянно следуют агенты ФБР. «Куратор» сам был из «органов», поэтому знал, о чем говорил.

Незадолго до окончания стажировки гостям устроили длительную поездку по Соединенным Штатам: Филадельфия, Чикаго, Мэдисон, Берлингтон, Новый Орлеан, Вашингтон. «И везде мы встречали радушное гостеприимство, и везде, даже в самых отдаленных селениях, на фермах, мы видели достаток, городской комфорт, прекрасные дороги», — отмечал в своих записях «журналист-международник» Калугин[26].

В интервью американскому корреспонденту Яковлев сказал, что вся эта годичная стажировка является блестящим примером международного сотрудничества. А на вопрос, понравились ли ему американские девушки, ответил, как и научили в Москве:

— К сожалению, у меня не было возможности для того, чтобы оценить их красоту, потому что я отдавал все время книгам, но одно я теперь знаю точно: американский и советский народы могут жить вместе в мире и согласии. Я не был убежден в этом до приезда сюда.

Трудно сказать, с какими главными выводами вернулся Яковлев из США, но если читать сохранившиеся в архивах записи той поры, то по ним видно: с классовых позиций он не сходил, об американском образе жизни судил, как и подобает человеку его статуса, внешнюю политику США клеймил по-прежнему, только аргументов прибавилось.

Интересен в этой связи подготовленный им осенью 1959 года очерк для выходившего в Ярославле литературно-художественного журнала «Стрелка». Там много подсмотренных деталей американской жизни, есть интересные диалоги и эпизоды. Однако общая тональность текста не выбивается из принятых тогда советских стандартов. Свобода по-американски оставляет у автора горький осадок. Люди там, судя по очерку, живут в постоянном состоянии «глубокой печали и озабоченности», а «безработица — бич трудового человека»[27].

Каждое утро американцы при встречах вежливо спрашивают друг друга:

— Как вы поживаете?

И часто слышится в ответ:

— Паршиво.

— Почему?

— Нет денег.

Делать деньги — это главное, на чем сосредоточены все мысли американца. Делать деньги — сюда направлены его ум, талант и силы[28].

Яковлев явно с гордостью за свою «самую читающую в мире страну» замечает, что только 17 процентов взрослого населения США читают книги. Он камня на камне не оставляет от их избирательной системы, говорит о засилье рекламы на телевидении и в городской среде, рассказывает о культе жестокости, в котором растут местные дети.

И ведь со всем этим не поспоришь. Все так и было. Все так и есть.

Если бы не одно существенное «но».

Но разве не сам Александр Николаевич в лихие 80-е годы сделал все для того, чтобы те американские «ужасы» перекочевали на нашу землю? И ныне, покончив с «диктатурой пролетариата», со всеми теми бедами, которые были свойственны «строительству коммунизма», мы получили