Драхт-Юр трудился просто замечательно, и Лиорен полагал, что за свой труд нидианин вполне заслужил такую награду, как приказ вернуться к выполнению своих обязанностей на борту «Тенельфи». Кроме того, хирург-лейтенант тем самым исчезал со сцены, а это давало возможность Лиорену, чьи раны уже поджили, нарушить наложенный строгим нидианином карантин.

Вечером, прежде чем уйти спать, Лиорен, как обычно, выставил около изолятора охранника – хотя эту меру предосторожности он считал излишней, поскольку до сих пор никто из кромзагарцев не проявлял интереса к тому, что находится за пределами палаты. На охране настоял капитан Вильямсон – на тот случай, если из лазарета выберется какой-нибудь любознательный кромзагарский ребенок и отправится обследовать корабль. «Мало ли что – вдруг поранится!» На завтра Лиорен запланировал облет дальних лазаретов – он хотел впервые после начала спасательной операции оценить достигнутые успехи собственными глазами.

«Я увижу, – говорил себе Лиорен, в душе которого смешались радость, гордость и самодовольство, – последний этап излечения эпидемии чумы на Кромзаге».

Наутро, прежде чем вылететь на флайере, Лиорен отправился навестить больных в изоляторе. Там он увидел стены, забрызганные кровью. Все взрослые пациенты были мертвы. Охранник, после того как его основательно вырвало, сообщил, что слышал из-за двери негромкие голоса и пение, но потом все стихло – вот он и подумал, что пациенты заснули. Однако, судя по состоянию трупов, пациенты вовсе не спали, а молча дрались. В результате в живых остались только две маленькие девочки.

Лиорен все еще пытался справиться с потрясением, пытался заставить себя поверить в то, что не спит, что все это не ужасный сон, как вдруг у него за спиной ожил громкоговоритель. Лиорену предписывалось срочно явиться в центр связи корабля, а также сообщалось, что массовое самоубийство произошло не только в изоляторе «Веспасиана», а по всему Кромзагу.

Очень скоро выяснилось, что хирург-капитан Лиорен не вылечил, а убил все население планеты.

Когда Лиорен закончил говорить, в зале суда стало тихо-тихо. Несмотря на то, что все присутствующие в подробностях знали о кромзагарской катастрофе и о том, какую ответственность за случившееся нес Лиорен, даже повторного рассказа обо всем этом хватило для того, чтобы в ужасе умолкло любое цивилизованное существо.

– Вина за случившееся целиком и полностью лежит на мне, – подытожил Лиорен. – А для того, чтобы никто не испытывал в этом ни малейших сомнений, я бы попросил дать показания Главного патофизиолога Торннастора.

Тралтан, медленно передвигая шесть слоновых ног, добрался до места, откуда было положено выступать свидетелю, и, обратив по глазу к председателю суда, Лиорену, О'Маре и к своим запискам, заговорил. Через несколько минут командор флота Дермод поднял руку и прервал Торннастора.

– Свидетель не обязан, – сердито проговорил председатель суда, – приводить в своих показаниях такое количество клинических деталей. Без сомнения, они представляют большой интерес для медиков, коллег свидетеля, но эти детали совершенно непонятны суду. Прошу вас, выражайтесь проще, диагност Торннастор, и переходите к объяснению того, почему кромзагарцы повели себя подобным образом.

Торннастор постучал по полу двумя средними конечностями, выражая тем самым недовольство – правда, точное значение этого жеста мог понять только другой тралтан, – и буркнул:

– Хорошо, сэр...

Торннастор объяснил, что в госпитале сигнал с «Веспасиана» получили вовремя для того, чтобы успеть предотвратить катастрофу, подобную той, которая случилась на Кромзаге. Кроме того, лечение в госпитале осуществлялось медленно, поэтапно. Всех кромзагарцев распределили по отдельным палатам. Отделение Психологии удвоило свои попытки преодолеть нежелание больных сотрудничать. Кромзагарцев старались уговорить ответить на вопросы.

И только тогда, когда больные стали хоть немного рассказывать о себе, было принято решение поведать им о том, что стряслось на их родной планете, – да и решение это было принято неохотно, после долгих дебатов о том, как таковое сообщение скажется на психике кромзагарцев. Пациентам сказали, что они – единственные оставшиеся в живых представители своей нации. Конечно, не обошлось без злобы и обвинений, однако кромзагарцы рассказали вполне достаточно для того, чтобы выстроить гипотезу, которую впоследствии подтвердили результаты археологических раскопок.

По самым точным оценкам, впервые чума появилась на Кромзаге примерно тысячу лет назад. Тогда на планете уже прекратились всякие войны, и уровень техники был таков, что местные жители освоили воздухоплавание в пределах атмосферы. Относительно причины и развития чумы сведения были таковы: болезнь передавалась при совокуплении от любого из родителей ребенку. Поначалу последствия болезни были не слишком опасными и скорее просто удручали кромзагарцев, чем грозили их жизни. Кромзагарцы путешествовали мало, беспорядочные связи среди них были явлением крайне редким – отношение к браку на планете предполагало прочную, долгую семью. Ряд наиболее дальновидных кромзагарцев сумел организовать здоровые общины, где не было ни одного больного чумой. Однако процесс заключения браков носил эмоциональный характер, и тут было не до медицинских препон. В конце концов болезнь преодолела и этот нематериальный барьер. Прошло еще три столетия, и чума стала гулять по планете, заражая всех поголовно – и взрослых, и детей. К тому времени выросла ее вирулентность, стали общим явлением случаи смерти кромзагарцев среднего возраста.

Ученые-медики никак не могли справиться с эпидемией, и к концу следующего столетия кромзагарская цивилизация скатилась до первобытного уровня, и никакой надежды на возрождение не было. Больше десяти лет после наступления зрелости никому прожить не удавалось. Кромзагарцам грозило вымирание, и притом очень скорое, поскольку чума оказала гибельное воздействие на рождаемость.

– К настоящему времени симптомокомплекс болезни, – продолжал Торннастор, – изучен в деталях, и о нем можно рассказывать очень долго, в частности о том, как влияет заболевание на эндокринную систему и в итоге сказывается на росте и созревании организма... но для уважаемого суда я постараюсь сказать попроще... Для взрослых обоих полов, – тралтан на секунду замешкался, – одним из факторов, сказавшихся на снижении рождаемости, оказались неприятные с визуальной точки зрения изменения кожных покровов. Однако это имело второстепенное значение. Даже если кожные покровы обоих партнеров оставались безупречными, из-за болезни происходило угнетение эндокринной системы, настолько выраженное, что сам акт совокупления и зачатия становился невозможным без сверхсильной эмоциональной стимуляции.

Торннастор умолк. Внешность тралтана не позволяла предположить наличие у него каких-либо эмоций. Наверное, внутри его громадной, куполообразной головищи в это время мелькали какие-то картины, которые и заставили его сделать паузу. Затем диагност заговорил снова:

– Были попытки преодолеть эти трудности медицинским путем, они пробовали применить вещества, выделенные из дикорастущих растений, вещества, усиливающие чувственность и оказывающие галлюцинаторное действие. Эти методы оказались неэффективными. От них отказались, опасаясь пагубного привыкания к вышеупомянутым веществам, смертей из-за передозировки и рождения нежизнеспособных младенцев, наделенных серьезными врожденными деформациями. Впоследствии было найдено решение, вообще не имевшее отношения к медицине и заключавшееся в добровольном возврате в области социального поведения к правилам первобытного строя.