– Я не возьму.

– Молодец! Кто берет деньги у незнакомца с улицы? Хорошая девочка. Ну, иди тогда… – И, потеряв к ней всякий интерес, Гус принялся комкать купюры и засовывать их в карман.

Как загипнотизированная, Уля смотрела на его равнодушное копошение.

– Что я… что я должна сделать, чтобы вы мне дали их?

– И снова в точку, голубушка! Пока ничего – просто возьми деньги, купи поесть, тряпок каких-нибудь. – Он оценивающе посмотрел на потертую куртку Ули. – И топай домой. А там тебе расскажут, чем старик Гус может тебе помочь. Не согласишься? Ну так и ничего. Живи как хочешь. Твое право. И денежку назад не попрошу, считай ее подарком.

– Кто расскажет? – Язык с трудом ворочался, беспросветная муть, как в лесном болоте, заполняла голову, не давая сосредоточиться.

– Поживешь – узнаешь, детка. – Старик вдруг засобирался, подхватил мятую шапку, натянул ее на седые космы, подмигнул замершей у прилавка женщине и аккуратно положил перед Улей купюры. – Мне пора, засиделся я с тобой. Хорошего вечера.

Когда за его спиной захлопнулась дверь, Уля одним рывком дрожащей руки схватила деньги, оттолкнулась от столика и дернулась к выходу.

– Не начинай игру, – нагнал ее у порога чуть слышный голос.

И тут Уле стало по-настоящему страшно. Она почувствовала, как, не отрываясь, смотрят на нее рыбьи глаза продавщицы, медленно обернулась и с трудом сдержала крик. За прилавком больше не было замученной женщины средних лет – теперь она была похожа на старый манекен без черт, движений и дыхания. По старому пластику щедро раскинулись сколы, разломы и трещины. Суставчатые руки, выглядывавшие из засаленного халата, безжизненно лежали на поверхности стола – Уля не была уверена, что они прикреплены к туловищу. И только глаза существа, подернутые мутной пленкой, напряженно смотрели на Улю.

– Он никогда не проигрывает. – Скрипучий шепот раздавался из глубины застывшего тела, тонкие, плохо прорисованные губы не шевелились на равнодушном пластмассовом лице.

Уля попятилась, открыла спиной дверь и вывалилась наружу. Вокзальная площадь шумела, пахла подгорелым мясом из ларьков, неслась вперед, переговариваясь и галдя. Двери чебуречной со стуком закрылись, но Ульяна этого уже не видела. Она бежала к станции, сжимая в кулаке заветные деньги, сама не зная, что теперь будет делать.

* * *

– Мне, пожалуйста, пиццу. Самую большую. С пепперони, – выпалила Уля, рассматривая пестрое меню, небрежной россыпью раскиданное у кассы.

Войти сюда, в жаркий закуток, насквозь пропахший жирными колбасками и острыми перчиками, было сложно. Чертовски сложно. Ульяне казалось, что стоит взобраться по ступенькам высокого крыльца, и она снова окажется в темной забегаловке с безжизненным манекеном у стойки. Думать об этом не хотелось. Щеки пылали от бега по мокрым улицам, грудь стискивало предчувствие опасности. Но голод был сильнее всего прочего. Потому Уля решительно шагнула за порог самой невзрачной кафешки и схватила меню.

– Двойную порцию сыра? – Заказ принимал смуглый паренек с пухлыми ладонями.

– Да.

– Может быть, чесночного хлеба? – От одних только слов рот заполняла слюна.

– Да, пожалуйста.

– Бекон? Наггетсы?

– Да. – Сердце бухало под курткой, словно хотело выбраться наружу, чтобы самому сделать заказ.

– Да – бекон? Или да – наггетсы?

– И то, и другое… – Она представила, как выглядит со стороны: бешеные глаза, растрепанные волосы, красные пятна на щеках и шее. – Пожалуйста. С собой.

– Одна тысяча триста двадцать рублей. Наличными?

Уля кивнула и наконец разжала кулак. Пальцы побелели, четыре красных бумажки в них чуть размокли и помялись. Осторожно, будто держа за крылья бабочку, она передала одну из них кассиру. Тот удивленно поднял темную бровь. Потом взял купюру и засунул ее в небольшой аппарат у кассы. Раздался писк.

«Деньги окажутся поддельными, – с неожиданным спокойствием поняла Уля. – Вызовут полицию, меня заберут в участок и посадят. Потому что никто в здравом уме не поверит в историю про бомжа, который дал мне двадцать тысяч».

Но парень уже открыл кассу, достал сдачу и протянул Ульяне.

– Возьмите. Заказ будет готов через пару минут.

Когда в ее руки легла теплая картонная коробка, Уля совсем взмокла от переживаний. Ей казалось, что время остановилось: еще секунда – и ее разоблачат. Но в кафе все занимались своими делами, не обращая внимания на мрачную девушку в углу, которая сидела, не шевелясь, и разглядывала собственные руки, сложенные на столике в замок.

По дороге к дому Уля успела вонзить зубы в мягкий сдобный бочок чесночного хлеба. Мир сразу перестал видеться серым пятном. Сытный аромат щекотал ноздри, прогоняя память о травяной горечи. И даже образ бездомного пьяницы, который обернулся таинственным Гусом, чуть померк. Обо всем этом можно подумать потом, когда последний кусок теста с сыром исчезнет, а ноги наконец согреются.

Она проскользнула вверх по лестнице, с первого раза нашла ключи, легко открыла дверь – сейчас ей все давалось куда проще, чем обычно, – и вошла в коридорчик. Его почти полностью занимала широкая спина Оксаны. Согнувшись, та протирала пол, тщательно следя, чтобы весь мусор, собранный по углам, исчезал под Улиной дверью.

Еще вчера она потупила бы взгляд, качнула головой и ушла к себе, стараясь не оставлять грязных разводов. Но горячая пицца придавала ей уверенности.

– Мне нужно пройти, – решительно выпалила Уля, отталкивая соседку.

– Куда пошла? Нечего тут свинарник устраивать, иди погуляй, пока просохнет! – Маленькие глазки налились кровью, с грязной тряпки капала вода.

– Это коридор, по нему ходят. – Ульяне даже хотелось сейчас почуять, как все вокруг медленно наполняется полынью. – И вы больше не будете сметать весь сор в мою комнату. Понятно?

Не дожидаясь брани, горным потоком хлынувшей в спину секунду спустя, Уля прошлась по мокрому полу в сторону кухни и со всей силы захлопнула дверь, опуская крючок замка. Пухлые кулаки Оксаны принялись долбить в стену, но Уле было все равно. Она с удовольствием уселась на стул, поставила чайник, открыла крышку коробки и вонзилась зубами в первый кусок. Жевать сил не было. Ульяна отрывала куски пряного теста и проглатывала их, как голодная собака. Она и была ею. Побитым, выброшенным на улицу псом, которому вдруг перепало сытной еды от собачьего бога.

В дверь постучали. Ульяна дернулась, вскакивая. Отчего-то она сразу поняла, что на пороге стоит не взбешенная Оксана. Кто-то другой, спокойный и знающий свою силу, хотел войти, и у Ули не было права его не впускать.

«Топай домой. Там тебе расскажут, чем старик Гус может помочь», – всплыл в памяти хриплый насмешливый голос. Уля тяжело сглотнула вставший комом кусок пиццы и открыла дверь.

На пороге застыл новый сосед.