— Мне… мне так не кажется, папа. Если ты не возражаешь. — Она робко улыбнулась отцу.

— Хорошо. На этот раз я тебя пойму. — Тон у него был слегка ворчливый. — Но долго терпеть не стану. И это факт. Факт, который ты, будь добра, запомни хорошенько. — Улыбнувшись, он коснулся пальцем ее носа, словно ей было всего лет десять, а не двадцать.

— Да, папа. — Она снова заставила себя улыбнуться.

Он громко, от души рассмеялся. Да, отец слов на ветер не бросал.

Марша с облегчением увидела, как в комнату вошли Дженис и Синтия. Свежие умытые лица, милые легкие платья. Отец сообщил им, как они красивы — почти так же, как их мать, — и расцеловал на прощание, переведя спор насчет карточной партии в теоретическую плоскость, по крайней мере на время.

Восемнадцатилетняя зеленоглазая Дженис, с блестящими белокурыми локонами, совсем как у Марши, заняла стул напротив сестры.

— Кэрри разбудила нас пораньше. Говорит, тебе уже лучше, так что мы пойдем в Тауэр вместе с тобой. — Она прикусила нижнюю губку. — Я очень огорчена из-за того, что случилось.

— И я тоже! — воскликнула Синтия. Самая златовласая из них, она в свои почти пятнадцать лет очень напоминала маму. — Но, должна признать, я рада, что ты снова с нами. Я тебя люблю, Марша, и, если в школе тебя не оценили по достоинству, я буду ненавидеть их от твоего имени.

— Ох, милая моя девочка! — Марша чуть не рассмеялась. — Тебе не нужно ненавидеть мою школу, хотя я благодарна тебе за сочувствие. Все погубила одна особа, и она там даже не живет. А живет она здесь, в Лондоне. Это наша попечительница, и нам нужна ее финансовая поддержка, хоть она и отъявленная грубиянка.

— В таком случае, ладно, — сказала Синтия. — Я не стану ненавидеть твою школу. Но, учитывая произошедшее с тобой, должна признать, что вдвойне рада, что решила остаться здесь с домашним учителем, до тех пор пока не придет время выезжать в свет.

Все девочки в семье в тринадцать лет под руководством матери и отца должны были выбрать, как провести последние годы обучения. Никто не удивился, что младшая из сестер, Синтия, решила остаться дома с домашним учителем. Дженис, с ее любовью к приключениям, проторила собственный путь и решила отправиться в швейцарский пансион, где стала лучшей ученицей в классе. Однако домой она вернулась, начисто лишенной уверенности в себе, которую, по идее, должен был дать ей опыт жизни в другой стране.

Что касается манер и поведения, сестры могли показаться такими разными, хотя внешне очень походили друг на друга. Однако они разделяли общую любовь — к семье и вкус — к жизни. И это держало их вместе и в горе, и в радости.

По пути в Тауэр сестры оживленно болтали о книгах, которыми зачитывались, что в результате привело к спору о греческих богах и богинях — последнем увлечении Синтии.

— Мне больше нравятся боги и богини Рима, — сказала Марша. — В конце концов, мое имя происходит от имени бога Марса.

— Бога войны, — задумчиво заметила Синтия. — Интересно, почему мама выбрала тебе это имя?

— Понятия не имею, — сказала Марша.

Однако имя ей подходило. Марша цеплялась за свой гнев, питая его, чтобы подстегивал ум даже сейчас, когда она изо всех сил делала вид, будто примирилась с новым положением вещей. Тем самым, которого она много лет пыталась избежать. Она снова оказалась в роли незамужней дочери из дома Брэди, которая только тем и занята, чтобы искать себе мужа.

Рядом с Маршей тихо сидела горничная матери, и она чувствовала, что служанка за ней наблюдает, оценивая, в каком она настроении. Да и сестры занимались тем же, хотя и делали вид, будто тон задает именно она, Марша, как и бывало частенько в ее жизни, задолго до того, как она стала учительницей, а потом и начальницей школы. В конце концов, Марша была старшей из дочерей и вообще старшим ребенком в семье до тех пор, пока мама не вышла за папу.

Как однажды заметила с сожалением мать — Марше пришлось повзрослеть слишком рано.

Они очень редко говорили о трудных временах, когда мать овдовела, до того, как появились маркиз Брэди, который заменил им отца, и его сыновья. Марша отлично помнила эти дни. Особенно, как хотела мать, чтобы она оставалась сильной — ради Дженис и Синтии.

Поэтому в Тауэре Марша задавала вопросы экскурсоводу и смеялась, когда он отпускал шутки. Казалась оживленной, и все потому, что не могла допустить, чтобы сестры догадались — ее мир потрясен до основания.

— Не съесть ли нам мороженого в «У Гантера»? — предложила Дженис, когда они вволю налюбовались драгоценностями королевской сокровищницы.

Тауэр обычно кишел зеваками, но в этот ранний час там не было никого из их знакомых, на что и рассчитывала Марша. Она понимала, что еще не готова объяснять всем, почему находится в Лондоне.

— Рановато для мороженого, вы не находите?

— Вовсе нет, — ответила Дженис. — А ты вообще целую вечность не была в «У Гантера». Может быть, мы встретим… — Она внезапно умолкла и залилась краской.

— Кого встретим? — спросила Марша.

— Одного из поклонников Дженис, — торжественно возвестила Синтия, улыбаясь. — Она вечно их высматривает.

— Неправда! — Дженис бросила заботливый взгляд на старшую сестру. — Я только хотела сказать — возможно, мы встретим… — она запнулась, — кого-нибудь из твоих старых друзей.

— Она хочет сказать — из твоих старых поклонников, — захихикала Синтия.

— Ничего подобного, — отрезала Дженис.

— Да, хотела, — настаивала Синтия.

Дженис попыталась усмирить младшую, послав ей предостерегающий взгляд, но Марша все ясно видела: бедняжка Дженис пытается пощадить ее чувства!

Синтия казалась озадаченной.

— Что за старые поклонники, Марша?

Долгая пауза.

Потом Марша пожала плечами:

— Нет у меня никаких поклонников.

Дженис сделала страшное лицо, и младшая сестра опустила голову.

— Ох, простите. Я не знала.

— Все в порядке, просто отлично. — Марша ободряюще улыбнулась обеим.

— Но ты можешь завести поклонников, если будешь ходить на балы, — с живостью воскликнула Синтия. — Мама, папа, Дженис и Грегори там часто бывают. Вот Питер, так тот старается отделаться от них всеми силами, разумеется. — Ее лицо просияло. — Кажется, сегодня как раз будет бал у Ливингстонов.

— Мне еще рано там появляться, — сказала Марша. — Но спасибо, что предупредила. Вы и вправду хотите пойти в «У Гантера»?

— Да, пойдемте! — воскликнула Синтия. — Я обожаю лимонное мороженое!

Марша и сама любила мороженое, но потакать слабости сейчас было равнозначно целому приключению, притом небезопасному.

Дженис взяла сестер под руки, и они зашагали к парадной папиной карете. Горничная плелась сзади.