– Эйф. Эйф Лори.

– Так вы северянин?

– По рождению. Родился в Нижнем Бештоуне. Правда, родители покинули его, когда мне было десять лет… к счастью. Город…

– Знаю, – сказала я. – Я из Верхнего.

– Да вы что? – обрадовался Эйф.

– Серьёзно. Выросла там. Гимназию закончила и поехала в столицу, поступила в медицинский. Ну а дальше… там всё по-разному.

– А я закончил инженерное училище в Гиллемтаге, хотел конструктором-энергетиком стать. Но объявили набор в спецвойска, и трудно было отказаться. Да мы тогда толком не знали, что это такое – спецвойска.

– И… э-э… и за что вас?…

– Да… нехорошая история. Ставили цепочку башен у Голубой Змеи, и оказалось, что два ретранслятора имеют бракованные узлы, а мы этот брак не распознали. Я не распознал. Как так могло получиться, не знаю. Вот… и в результате дикари вырезали несколько наших монтажных бригад и роту гвардейцев… Так что мне как главному инженеру дивизиона звёздочки долой – и мехводом на хонтийскую границу. Ну, там постепенно до корнета дослужился. И снова повезло – когда затеяли войну, мне в госпитале череп поправляли. У меня вот тут, – он показал на темя, – пластина. Сначала стоял пластик, а тут как раз подоспела металлокерамика. Так что в наступление пошли без меня.

– И вы опять выжили, – сказала я.

– Да. Правда, потом, после революции, судьба с меня чуть было не спросила за все подарки…

– Хотите шнапса?

– Мне нельзя. А вы пейте, не стесняйтесь.

– По мне видно?

– Нет. И даже не слышно. Но я уже имел дело с профессорами.

Я добыла фляжку (Лори одобрительно хмыкнул), набулькала полстакана.

– Вернёмся к исходному камню. Те, кто готовил экспедицию, не могли не прийти к аналогичным выводам, верно?

– Думаю, да, – кивнул Лори. – Я бы очень удивился, окажись оно иначе.

Я отхлебнула глоток, легонько крутнула стакан, стала смотреть на образовавшуюся воронку. Она что-то означала, только я не могла этого понять.

– Эйф, а как далеко вы уходили за Голубую Змею?

– Лично я или?…

– Лично вы.

– Километров на четыреста. Могли бы и дальше, но там запредельная радиация.

– Правда, что там вода, если вытекает в отверстие, закручивается в противоположную сторону?

– Правда. Известный в тех краях фокус. Его всем новичкам показывают.

– А довоенные карты тех мест существуют?

– На хранении где-нибудь должны лежать, а в войсках – нет. Только новые. Да и толку от тех старых? Всё другое…

– Я так понимаю, что и здешних старых карт нет?

– Я их никогда не видел.

– А почему на карте зона взрыва не обозначена?

– Взрыва?

– Ну да. В самом начале Кидонской войны по долине ударили термоядерной бомбой.

– У нас такой информации нет, – помедлив, сказал корнет.

– Серьёзно?

– Абсолютно. Впрочем, я завтра могу направить запрос. Но я уверен в ответе.

– Странно.

– А что, кто-то говорил об ядерном ударе именно по Долине?

– И неоднократно. Как-то всегда считалось, что сюда фуганули мощную бомбу – и едва ли не кобальтовую.

– Н-нет. Не припоминаю. Завтра обязательно отправлю запрос. В любом случае, повышенной радиации в известной части Долины не отмечается.

– А что значит «известная часть»? Есть и неизвестная?

– Во всяком случае, малоисследованная. Дайте-ка карту… Смотрите: вот вся долина Зартак, которая, скорее всего, когда-то была озером. Вот здесь и здесь реки втекали, вот тут река вытекала. На карте это не нанесено, а на аэроснимках видны остатки высохших русел…

– Кстати, о снимках…

– Теперь уже завтра. Смотрите: вот здесь тянется болото, и проходы через него не отмечены. Не исключено, конечно, что они есть, но мы их не знаем. А здесь самые труднопроходимые горы, дорог, как видите, нет и даже троп нет. То есть тропы могут быть, но мы их опять же не знаем. И получается, что почти треть Долины отрезана от внешнего мира чуть менее чем полностью. Туда можно добраться только на вертолёте, но вертолёта у нас нет. Разве что появится в будущем.

– Интересно, – сказала я. Допила и поставила стакан. – Есть о чём подумать…

– Разрешите идти? – встал Лори.

– Да. Спасибо вам, Эйф, вы очень помогли…

Оставшись одна, я спустилась в подвал – вернее, в цоколь, – и проверила горелку. Солярки в баке было почти под горлышко, пламя уютно шипело. Я вытерла руки о чистую портянку, приспособленную вместо полотенца, и вернулась наверх.

Фонарь погас. Темнота была полнейшая. Ощупью я добралась до стола, вспомнила, где лежат спички, взяла коробок, чиркнула, увидела фонарь, зажгла фонарь.

Там, где только что сидел Лори, сидел чёрный человек – во всём чёрном и с чёрным матовым лицом. Даже белков глаз не было видно – наверное, он щурился. В руке у него был наведённый на меня пистолет с набалдашником глушителя. Человек поднёс палец уо рту и сделал стволом движение в сторону лежанки. Я медленно подошла к ней и села на край.

Он опустил пистолет.

– Доктор Нолу, – сказал он, – вы меня не помните, конечно, но я вас хорошо помню…

Голос его то ли ломался, то ли он был простужен – но бас очень забавно чередовался с дисконтом.

– Вы у нас в плену были. Хомилль меня зовут, позывной «Шило»…

– О боги… – тут и у меня голос пропал. – Шило? Ты живой? А остальные?…

– Остальные… не все. Брат живой, Порох живой. Ну и Дину живой… пока ещё. Пойдёмте, а? Я как вас увидел, так и понял, что вы его спасёте…

– А как ты меня нашёл?

– Да я не вас искал, любого врача… а как вас увидел – ну, думаю, теперь всё хорошо будет…

– Куда нам идти?

– В наш лагерь. Это… ну… недалеко.

– А что с Дину?

– Живот начал болеть. И теперь вот – очень сильно, и жар у него ещё…

– Ладно, – сказала я. – Дай мне сообразить… У вас там что-нибудь медицинское есть?

– Уже почти ничего.

– Понятно… И сколько дней он болеет?

– Пятый день.

Я набрала воздуху и медленно выдохнула.

Мы шли часа три. За это время я джакцать раз успела проклясть и себя (за мягкотелость), и Шило (проводник из него был никакой), и Дину (ну, тут всё понятно), и то, что я вообще завербовалась в эту экспедицию (дура, ну чем ты думала?), и что Шило меня различил во всей этой мельтешне (маленький глазастый мерзавец)… несколько раз я едва не переломала ноги, раз – сорвалась с перекинутого через ледяной ручей бревна…