Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы с Лизочкой волновались куда больше его. Я дрожащими руками намазала маслом ломтики булки ему на завтрак. Лизочка клала на них кусочки мяса и обильно посыпала солью.
Няня притащила ранец и укладывала в него книги. Сам Яша торопливо глотал горячий чай и, кажется, мысленно проходил уроки.
— Ну, пора! — сказал он и, перецеловав всех нас, бегом отправился в прихожую.
— А мы, девоньки, гулять пойдем, ладно? — предложила нам няня, на что, конечно, и я, и Лизочка немедленно согласились и побежали одеваться.
Через полчаса мы чинно выступали по обе стороны няни в наших теплых меховых шубках и белых капорах.
— Куда ты ведешь нас, нянечка? — спросила я, видя, что она лукаво и таинственно улыбается, поглядывая на меня.
— Вот придем и увидите, а пока это сюрприз, — засмеялась няня, подзадоривая наше любопытство.
Много, много лет пройдет, но я никогда не забуду небольшого серого домика, со входом под воротами, с большим окном, выходящим на глухую узкую улицу… Я стояла перед серым домиком, и сердце мое билось в груди, как пойманная птичка. Вот оно — большое окошко с широким подоконником, где маленькая Катя ждала свою маму, возвращающуюся к обеду, со службы. И теперь на окошке сидит маленькая, худенькая девочка с куклой на руках.
— Нянечка, нянечка, как хорошо ты сделала, что привела меня сюда! — могла только выговорить я и крепко пожала нянину руку в теплой вязаной перчатке.
— Ну! Очень рада, что понравился мой сюрприз, — улыбнулась няня, — а туда в квартиру хочешь пойти, Катенька?
— Да ведь там чужие живут, нянечка… Нас, пожалуй, не пустят, — усомнилась я.
— А вот попросишь, авось и пустят, — и, говоря это, няня взяла нас с Лизой за руки и храбро шагнула за ворота.
Нас не только пустили, но и обрадовались, как знакомым.
Маленькую девочку, встретившую нас со своей мамой в прихожей, звали Марусей. Она охотно показывала нам свою квартирку, и я опять побывала в милых, дорогих комнатках, с которыми печально простилась два года тому назад.
Комнатки эти очень изменились с тех пор. Они были оклеены другими обоями, в них стояла другая мебель, но стены были те же, а в этих стенах я пережила столько счастливых часов с мамой! Вероятно, на глазах моих были слезы, потому что Лизочка неожиданно обняла меня за плечи и ласково-ласково шепнула:
— Не горюй, сестричка, я тебя очень-очень люблю!
Милая, добрая Лизочка! Я сама горячо полюбила ее — всегда кроткую и нежную со мною!
Наша новая знакомая, Маруся, показала нам все свои игрушки, не исключая и любимой куклы Таши с выпученными глазками и оторванной ногой. Ей было очень жаль расставаться с нами. У нее не было ни сестер, ни братьев, и целые дни она играла одна или сидела на широком подоконнике и смотрела на улицу. Ее мама была бедная портниха и должна была работать целые дни напролет. Ей не было времени заниматься со своей дочуркой.
— Придите, нянечка, как-нибудь с вашими барышнями, — просила она, — а то бедная Маруся моя совсем истосковалась без сверстниц.
Мы обещали исполнить ее желание и, крепко поцеловав нашу новую знакомую, поспешили домой.
— Что, Яша не возвращался еще из гимназии? — спросил дядя, входя в гостиную несколькими минутами позднее нашего прихода с прогулки.
— Нет, папочка, не возвращался, — ответила Лиза.
В столовой уже зажгли лампу и накрывали на стол… Было около 4 часов, а Яши еще не было.
— Не случилось ли что с ним, матушка-барыня? — осведомилась няня, начавшая сильно беспокоиться за своего любимца.
— Ну, вот еще, что может с ним случиться, он волков без промаха бьет! — засмеялся дядя.
В эту минуту в передней раздался тихий звонок.
— Это Яша, Яша! — весело вскрикнули мы и опрометью бросились с Лизочкой к нему навстречу.
Это был действительно Яша. Но, боже мой, в каком виде! Растрепанный, взволнованный, с лицом, исцарапанным и покрытым синяками.
— Что с тобой? — вскрикнули мы все разом при виде мальчика.
Яша опустил глаза и не ответил ни слова.
Тогда дядя подошел к нему и, обняв его за плечи, спросил ласково:
— Скажи, Яша, ты видишь, как мы волнуемся и беспокоимся за тебя, что с тобой случилось, милый?
Вероятно, ласковое участие в голосе дяди подействовало на Яшу, и он неожиданно заплакал, повторяя сквозь всхлипывания и рыданья:
— Я не виноват, дядечка… право же, не виноват… мы подрались… и оба были наказаны…
— Ты подрался?.. Ты? — изумился дядя. — Но почему? Что такое?
— Я не виноват… — твердил Яша. — Я пришел в класс а они… особенно один, самый шаловливый и забияка, стал дразнить меня, крича мне в уши: «Клоун пришел, клоун из цирка! Покажи твои фокусы, клоун!»
— И ты его ударил за это?
— Нет… нет! Я бы ни за что не ударил первым. Но он подошел ко мне и дернул меня за волосы, больно-больно… Тогда мы схватились. Он сильнее меня и больше… В эту минуту вошел учитель и, не разобрав, в чем дело, наказал нас обоих, оставив на два лишних часа в гимназии.
— Бедный Яшечка! — ласково проговорила Лизочка и стала горячо целовать его заплаканные щеки. — Злые мальчишки, гадкие драчуны, как им не стыдно нападать на новеньких!
— На новеньких-то и нападают, — сказал дядя. — Дети глупы. Когда я поступил в училище, и мне первое время попадало. А потом ничего — полюбили. Жаловаться только не надо, а то вечно травить будут и фискалом назовут. Ты, надеюсь, ничего не говорил учителю?
— Нет, дядечка, если бы сказал, то меня бы наказали без отпуска…
— Ну и молодец, что не сказал! Я сам переговорю с ним при случае, а теперь, ребятишки, объявлю вам большую радость… Только — те! Смирно стоять, не шуметь и не визжать очень громко! Это больше всего к Лизочке относится… В воскресенье утром мы с тетей решили вас взять в цирк. Рады?
— Рады! Рады! Папочка, дядечка, милый! — и мы бросились целовать нашего доброго баловника, который со всех ног кинулся от нас в столовую.
— Не я! Не я, это тетя придумала, ее и благодарите! — кричал он, спасаясь от нас.
Но было уже поздно. Мы набросились на дядю. Лиза вскарабкалась ему на плечо, я на спину, Яша ухватил за руку, и в таком виде мы предстали перед тетей, разливавшей суп за обеденным столом.
— Ну и публика! — отдувался дядя. — Беспокойная команда!.. Марш по местам!
Мы со смехом и говором расселись по стульям, испытывая самую живую радость от предстоящего нам удовольствия.