из комнаты несколько часов назад, был девственно белым и чистым; он с триумфом указал на крупные вкрапления чистого золота, которым он был испещрен, и сказал мне, что если я могу его изготовить, то должен пойти и сделать это. Мой гнев разгорелся. Я бы бросился на него, если бы осмелился, но он был физически гораздо сильнее меня, и я хорошо знал, чем закончится такой конфликт. Он тоже это знал и улыбался с еще более невозмутимым хладнокровием. Если бы у меня было хоть какое-нибудь оружие, я бы, возможно, воспользовался им, но я знал, что применение силы не принесет ничего хорошего, и что мои истинные цели будут исковерканы любым таким действием – ведь я никогда не позволяю даже гневу поколебать мой разум. Тогда я сказал ему, что, прежде чем он будет пользоваться преимуществами открытия, я опубликую все факты всему миру и только он подтолкнул меня к этому. Он сказал мне, что вначале меня сочтут лишь дураком или сумасшедшим, а когда я не добьюсь никакого результата, что, несомненно и произойдет, я только усугублю впечатление, которое произвел вначале. Я закричал в бессильной ярости, что буду продолжать эксперименты один. Он рассмеялся низким, довольным смехом и сообщил, что у меня больше нет его денег. В порыве страсти я воздел руки к небу и поклялся, что осуществлю свою месть, даже если на это уйдут годы, и, потрясая кулаком перед его лицом, покинул это место. Вечером я вернулся, готовый выполнить часть своей программы. Он был слишком быстр и, разгадав мои намерения, убрал всю свою аппаратуру, и не осталось ни следа, ни знака. Сбитый с толку, я несколько дней наводил справки не появлялись ли в окрестности грузовые фургоны, так как знал, что несколько из них он должен был задействовать для столь быстрого перемещения аппаратуры, но он либо подкупил их, чтобы они молчали, либо привлек их из какого-то отдаленного пункта. До вчерашнего дня я не мог получить никакой подсказки. Вчера, когда я с любопытством бродил по улицам, пытаясь по каким-нибудь признакам обнаружить присутствие того, что я искал, мои уши уловили звук из подвала здания на Бродвее возле Стоктона, которое когда-то было занято под китайскую прачечную, (но, судя по всему, которая теперь не работает), который заставил мое сердце подпрыгнуть от радости; это был низкий, ритмичный, приглушенный стук паровой машины, и как жена узнает шаги своего мужа ночью в квартале от дома, так и я узнал стук этой паровой машины – разве я не жил и не работал с ней в течение трех лет? Я остановился, и как только я замер, звук прекратился. Мог ли я ошибиться? Я внимательно посмотрел на подвал, но только на мгновение, и продолжил свою прогулку в расслабленной манере. Если остановка двигателя, рассуждал я, была следствием моей остановки на улице, то за мной наблюдали изнутри, и выдать своими действиями знание этого факта означало бы просто потревожить бдительность другой стороны и отдалить ту самую цель, которую я стремился достичь. То, что подвал на такой людной улице, как эта, оказался незанятым, само по себе было подозрительно. Двери и окна были надежно заколочены досками и заперты засовами. Ничто не указывало на присутствие жизни или деятельности внутри. То, что мой старый партнер выбрал для своей мастерской такое публичное место, не показалось мне странным. Я знал, что у него достаточно ума, чтобы понять, что аксиома о том, что человек никогда не бывает так одинок, как в густонаселенных городах, имеет широкое применение, а поскольку в этом районе живут почти одни южные европейцы, я знал, что деятельность, которая в другом месте привлекла бы внимание, здесь останется незамеченной.

– Когда над городом сгустились сумерки, и я успокоил себя тем, что не стал объектом слежки, я снова подошел к этому месту, но уже с противоположной стороны улицы. Я вошел в небольшой салун или бакалейную лавку, откуда мог наблюдать за обстановкой, и около семи часов заметил, как из узкого переулка со стороны дома, за которым я наблюдал, появилась фигура человека, скрытая плащом и шляпой, так что его невозможно было узнать ни по фигуре, ни по чертам лица. Но я сразу узнал его по походке – это был он, это был Хансдеккер! Он настороженно огляделся вокруг, а затем медленно пошел в сторону Дюпона. Я последовал за ним незаметно и на расстоянии, увидел, как он вошел во французский ресторан на некотором расстоянии вниз по улице, и, увидев его сидящим за ужином через дверь, когда я проходил по другой стороне улицы, я понял, что у меня в запасе по крайней мере четверть часа для скрытного наблюдения, и поэтому вернулся так быстро, как только мог, к дому, за которым я наблюдал. В магазине, расположенном выше по улице, работал итальянский торговец хламом, который был необщителен и делал вид, что не понимает, когда его спрашивали о подвале. Я поднялся по переулку сбоку от дома к задней части и увидел дверь, сообщающуюся с подвалом. Я вычислил свою жертву; следующим моим шагом было найти средства, чтобы осуществить задуманное – а именно, незаметно наблюдать за его действиями. Дом был каркасный, и я сразу понял, что, проделав шнеком отверстие от аллеи в диагональном направлении через боковую часть дома, я смогу получить сносный обзор того, что происходит в подвале. Но поскольку я не был уверен, с какого места лучше всего будет виден аппарат, я решил, что сначала нужно проделать пробное отверстие, чтобы точно сориентироваться. Я боялся возвращения Хансдеккера, так зовут моего старого партнера, и поэтому отступил, решив вернуться сегодня вечером со всем необходимым для моих исследований. Это я и сделал, пока он отсутствовал ужиная в тот же час, и за время его отсутствия мне удалось не только просверлить отверстие, но и два других отверстия возле аппаратом. По огромной глыбе кварца, лежавшей на столе и в непосредственной близости от отверстия, я понял, что он намеревался применить свое открытие этим вечером в более амбициозных масштабах, чем ранее. И, под предлогом покупки чего-то ненужного мне у итальянского торговца хламом, который почти живет в магазине, этот человек неохотно признался, когда убедился, что я знаю о существовании двигателя в подвале, что, по его мнению, машинист, которому он принадлежит, зарабатывает на жизнь ночной работой, поскольку он обычно слышал, как он работает между одиннадцатью и двенадцатью. Сегодня в одиннадцать вечера я собираюсь быть в этом доме и выяснить