— Значит, вот ты где!

— Конечно, если только я тебе не почудился.

Миаль яростно мотнул головой, снял с плеча перевязь и бережно уложил инструмент на землю. А потом с хриплым невнятным воплем ринулся прямо через догорающий костер. В правой руке он сжимал острый камень, а левой норовил вцепиться охотнику в горло.

Дро поднялся с земли легко, не замешкавшись ни на миг, словно обе ноги у него были здоровы и полны жизни. Когда Миаль прыгнул на него, Дро уже не было на прежнем месте у костра. Менестрель всем телом врезался в стену и обиженно застонал. Неуклюже развернувшись, он уцепился за рукав охотника. Тот не стал ему мешать. Миаль поднял камень, собираясь со всех сил ударить Дро в лицо. На его собственном лице застыло сосредоточенное и в то же время отстраненное выражение. Камень вырвался у него из руки и улетел в темноту, не причинив никому вреда, было слышно, как он ударился о стену. Менестрель же не удержал равновесия, качнулся носом вперед и врезался в Дро, который его аккуратно поймал.

— Я убью тебя, — пробормотал Миаль, в то время как голова его мирно покоилась на плече Дро. — Ты ублюдок и убийца. Убью! Я тебя убью. Убью...

— Конечно, убьешь.

Дро мягко опустил его на землю. Менестрель тут же растянулся во весь рост. Его трясло даже не столько от гнева, сколько от лихорадки. Он катался по земле, едва не попадая в костер, а Дро откатывал его обратно. От Миаля исходил сухой жар, словно от кузнечного горна.

— Я выпущу тебе кишки и намотаю их тебе же на шею, — бормотал этот горн. — И на уши!

— Лучше скажи, как ты меня нашел.

— Не знаю. Нашел вот. Я хочу тебя убить, я прошел весь этот путь, чтобы убить тебя. Почему бы тебе не подойти поближе, чтобы я смог до тебя дотянуться? Такой долгий путь, будь ты проклят... — Миаль расплакался. — Я ничего не могу сделать как следует, никогда! — он, закрыв лицо руками, рыдал, словно ему разбили сердце, и вдруг сказал: — Не бей меня. Только не ремнем. Не надо...

Дро набрал еще хворосту и подбросил в костер. Яркие языки пламени весело взлетели к небу. Миаль смирно лежал рядом, глядя в огонь, и слезы стекали по его вискам в путаницу волос.

— Я больше не буду, — сказал он. — В следующий раз все будет, как надо. Не бей меня, папа.

— Никто не будет тебя бить, — сказал ему Дро.

— Ты — будешь, — твердо ответил Миаль. — Я тебя знаю. Вот допьешь жбан пива и поколотишь меня.

Дро сидел и молча смотрел на него. Приступ лихорадки медленно проходил. Миаль лежал, глядя в огонь, и то бредил, то возвращался к реальности.

— Это очень легко — идти за тобой, — сказал он, помолчав. — Ты оставляешь после себя что-то вроде тени. Глазами не видно, но я ее чувствую. Найти тебя так же просто, как дышать.

— Иными словами, ты наделен даром чувствовать запредельное.

— Одолжи мне свой нож, — медленно выговорил Миаль. — Я тебя зарежу и сразу же отдам его. Это займет не больше минуты. Я даже вычищу его, — менестрель закрыл глаза и вздохнул. — Тебя обязательно нужно уничтожить. У меня никогда не было старшего брата, с которого я мог бы брать пример. Кого-то, кого я мог бы убить.

— Поспи немного, — только и сказал Дро.

— Лучше бы мне умереть.

— Да, — сказал Дро. — Может быть, и лучше.

Миаль вдруг засмеялся.

— Я тебе не рассказывал о дочке Серого Герцога?...

И с этими словами он уснул, спокойный и умиротворенный, у костра человека, которого собирался убить.

Дочь Серого Герцога строила Миалю глазки. Ему было лестно ее внимание, но в то же время он боялся ее. Теперь она бочком подбиралась к нему, с венком из бледно-желтых асфоделей на светлых волосах, босая. Вода стекала с ее платья.

— Вставай, — сказала она, — осталось пройти совсем чуть-чуть.

Голос у нее был неправильный. Темный, чистый и совершенно явно мужской.

— Не хочу вставать, — сказал Миаль. — И идти не хочу.

— Нет, хочешь, — возразил голос.

Дочки Серого Герцога больше не было. Смерть, Король Мечей, закутывал Миаля в шерстяное одеяло. Музыкальный инструмент висел у менестреля на плече и тоже был укутан в одеяло. Смерть была красивым мужчиной старше Миаля лет на десять-двенадцать, а может, и больше, и одна щека у него была расцарапана. Женщины — они царапаются. В постели они царапают тебе спину, а если не хотят идти с тобой в постель — или, наоборот, если ты сам против — тогда лицо.

— Вижу, она все-таки достала тебя, — поддержал разговор Миаль. — Пометила. Это хорошо.

Он сам не очень понимал, о ком это он. Он стоял, но ног у него не было. Он с трудом балансировал на двух бумажных подпорках, которые постепенно сгибались под его весом. Мужчина-Смерть поддерживал его. Так они и пошли.

— Ты от меня так просто не отделаешься, — сказал Миаль.

— Боюсь, ты зря так думаешь.

Они шли по открытой местности. Страшный холод — или жар? — охватил Миаля, он чуть не падал замертво, и ему было уже все равно, умрет он или нет.

А потом оказалось, что он не умер. Он лежал на спине маленькой лошадки и отрешенно глядел вниз, на высокую траву, мелкие камешки и дикие цветы у нее под копытами. Лошадка шла рысью, и голова Миаля свисала, поэтому было очень тряско и все казалось перевернутым вверх ногами: небо было внизу, а земля, неровно ступающие черные сапоги и развевающийся край черного плаща — наверху.

— Куда это мы? — спросил Миаль.

Он был почти уверен, что теперь не бредит. Он очень хорошо отличал минуты, когда беспамятство покидало его, потому что именно в эти минуты ему было совсем плохо. Вчера — или не вчера, а очень давно? — он шел вслед за Дро на восток. Сперва он решил, что Дро и дальше будет идти по дороге. Потом от дороги отделилась тропинка, и Миаль озадачился: тропка казалась слишком неудобной, чтобы хромой человек выбрал ее. Но, с другой стороны, дорога уходила на юг, а все истории о Гисте Мортуа утверждали, что это место лежит где-то на востоке или северо-востоке. И тут недомогание, не дававшее покоя Миалю, вдруг стало совершенно невыносимым. Голова раскалывалась от боли, но ему казалось, что он вполне способен трезво мыслить. Жажда деятельности обуревала его. Смутные фантазии о том, как он убьет Парла Дро, превратились в яркие, вдохновляющие на подвиги видения. Миаль кинулся по тропинке без единой четкой мысли в голове. После заката он заблудился в лесу и принялся кричать. Но Дро, казалось, оставлял за собой след своей извращенной и темной души. И чем больше донимала Миаля лихорадка, тем четче он видел этот след.

Когда, идя по болоту, Миаль увидел алый отсвет костра, тонким вымпелом реющий над крепостью, он подобрал у дороги камень с острыми краями. Но что-то пошло не так. Всегда что-то идет не так, как надо.

— Сидди, — сказал он, обращаясь к земле.