class="p1">— Позвони мне, в любое время, хоть днем, хоть ночью, и мы вместе, ты и я, решим, что тебе надо говорить, чтобы эта проблема исчезла. — Она сделала паузу. — Я предлагаю помощь твоей маме, Андреа. Это все, чего я хочу, — помочь.

Энди снова закатила глаза. Она уже давно усвоила, что за долгое молчание приходится платить в том числе и тем, что люди считают тебя простоватым, если не откровенно тупым.

— Но вот что. Если ты действительно хочешь помочь своей маме, — закинула удочку Палаццоло, — прежде всего ты должна сказать мне правду. О том, что произошло сегодня.

Энди чуть не засмеялась.

— И от этого мы уже будем отталкиваться. Да? — Очередная взвешенная пауза. — Да?

Да?

— Карточка рядом с раковиной, куколка. Хоть днем, хоть ночью.

Энди слушала капли, падающие из крана.

Одна капля… две капли… три… четыре… пять… шесть…

— Не хочешь подать какой-нибудь знак, например нажать на смыв, чтобы я поняла, что ты меня услышала?

Энди показала средний палец двери своей кабинки.

— Хорошо, — сказала Палаццоло. — Ну, будем считать, что ты меня услышала. Просто лучше раньше, чем позже, понимаешь? Не хотелось бы, чтобы нам пришлось тащить твою маму в участок, организовывать формальный допрос и все в таком духе. Особенно учитывая то, что она сама пострадала. Верно?

У Энди перед глазами, словно вспышка, возник образ: она поднимается с унитаза, пинком распахивает дверь кабинки и говорит этой женщине катиться на хер.

А потом она поняла, что дверь кабинки открывается внутрь, а не наружу, и на самом деле она не сможет ее распахнуть, так что она просто ждала, сидя на унитазе, обхватив ноги руками и зарывшись головой в колени, пока детектив не ушла.

3

Энди так долго просидела на унитазе, что у нее хрустнуло колено, когда она наконец спустила ноги со своего насеста. Сухожилия затрещали, как струны расстроенного укулеле. Она открыла дверь кабинки. Подошла к раковине. Стараясь не смотреть на визитку с блестящим золотым щитом, она умыла лицо холодной водой. Ее костяшка снова начала кровить. Она обернула палец бумажным полотенцем и осторожно открыла дверь уборной.

Она оглядела коридор. Детектива Палаццоло не было. Энди уже собиралась выйти, но в последний момент схватила визитку. Она отдаст ее отцу. Расскажет ему, что случилось. Копы не должны тебя допрашивать, когда у тебя есть адвокат. Все, кто смотрел «Закон и порядок», это знают.

Перед лифтом стояла толпа людей. Детектива Палаццоло среди них не было, но Энди все равно решила пойти по лестнице. На этот раз она спускалась медленно. Кровотечение прекратилось. Она выбросила салфетку в мусорное ведро у лестницы. В приемном покое пахло химикатами и рвотой. Энди надеялась, что запах рвоты исходит не от нее. Она осмотрела свою рубашку — на всякий случай.

— Боже мой, — прошептал кто-то. — Господи боже мой.

Телевизор.

Внезапное осознание обрушилось на Энди, как удар по голове.

Все до единого в комнате ожидания, по меньшей мере двадцать человек, смотрели видео из дайнера по Си-эн-эн.

— Мать твою, — сказал кто-то другой.

В телевизоре руки Лоры были подняты вверх и показывали пять пальцев вместе с большим. Это означало — шесть патронов.

Хелсингер стоял перед ней. Ковбойская шляпа. Кожаный жилет. Поднятый револьвер.

Внизу телеэкрана пробежало предупреждение, что сейчас будет продемонстрирован шокирующий контент.

Какая-то женщина спросила:

— Что он делает?

Хелсингер начал доставать нож из кожаных ножен на бедре.

— Что за…

— О черт!

Толпа затихла, наблюдая за тем, что будет дальше.

Послышались восклицания и испуганные крики, словно они были в кинотеатре, а не в приемном покое.

Энди была так же заворожена происходящим на экране, как и все остальные. Чем дольше она на это смотрела, тем яснее ей становилось, как это выглядит со стороны. Кто была эта женщина на экране? Во что Лора превратилась, пока она съежившись сидела под разбитым окном?

— Прямо какая-то бабуля-ниндзя, — пошутил кто-то.

— Рэмбобуля.

Раздался неловкий смех.

Энди не могла это слушать. Она больше не могла находиться в этом помещении, в этой больнице, в этом эмоциональном хаосе, где все связи, которые всегда крепко соединяли ее с матерью, были так резко оборваны.

Она обернулась и врезалась в мужчину, который стоял прямо у нее за спиной.

— Извините. — Он приподнял свою бейсболку с надписью «Алабама».

Энди сейчас было не до любезностей. Она шагнула влево, и он шагнул вправо. То же самое произошло, когда она сделала наоборот.

Он рассмеялся.

Она тяжело взглянула на него.

— Мои извинения. — Алабама снял бейсболку и сделал приглашающий жест, давая ей пройти.

Энди так быстро прошла через раздвижные двери, что те не успели полностью открыться. Она ударилась рукой об одну из створок.

— Тяжелый день? — Алабама проследовал за ней на улицу. Он стоял на приличном расстоянии, но даже это казалось слишком близко. — Вы в порядке?

Энди снова кинула на него тяжелый взгляд. Он что, не видел, что сейчас показывали по телевизору? Он не понял, что Энди — ни на что не годная дочь той женщины, которая в одиночку справилась с хладнокровным убийцей?

А потом стала убийцей сама?

— Что-то не так, офицер? — Алабама все так же улыбался Энди.

Она посмотрела на свою псевдополицейскую форму. На глупый нагрудный знак серебристого цвета, напоминавший нашивку девочки-скаута, но имевший гораздо меньший вес, потому что ради нашивки девочки-скауты хотя бы что-то делали. Все, что делала Энди, — отвечала на звонки и объясняла перепуганным людям, как делать сердечно-легочную реанимацию или отключать двигатель после аварии.

Джона Ли Хелсингер подумал, что она коп.

Он подумал, что она убьет его. Застрелит. Не дрогнув.

Энди посмотрела на свои руки. Унять дрожь никак не удавалось. Она готова была снова заплакать. Почему она постоянно плачет?

— Вот. — Алабама подал ей платок.

Энди уставилась на аккуратно сложенный белый кусок ткани. Она думала, Гордон был единственным, кто до сих пор носит с собой носовые платки.

— Просто пытаюсь помочь даме в беде. — Он широко улыбнулся, все еще протягивая ей платок.

Энди его не взяла. Она первый раз как следует рассмотрела этого человека. Высокий и стройный, по возрасту, вероятно, приближается к сорока. Джинсы и кеды. Воротничок белой рубашки расстегнут, рукава аккуратно закатаны до локтей. Выглядит так, будто забыл побриться этим утром, или, может, это часть его образа.

Мысль, внезапно пришедшая ей в голову, настолько вывела ее из равновесия, что она сразу выпалила:

— Вы репортер?

Он засмеялся и покачал головой:

— Я честно зарабатываю свой хлеб.

— Вы коп? — предположила она. — Детектив? — Когда он тут