Раненый Хастад мучился и время от времени бормотал под нос какие-то странные просьбы: то прикоснуться щекой к его щеке, то подержать руку, то почитать книгу.

Звук Олиного голоса помогал Хастаду уснуть, пусть и ненадолго.

***

Когда Хастад открыл глаза, он снова обнаружил под боком задремавшую от усталости Олю и постарался дышать бесшумно. Это как раз и заставило чуткий Олин разум насторожиться, ведь спала она из-за стресса и непривычно жёсткой подстилки некрепко.

– Ох, я уж испугалась... – буркнула себе под нос она.

– Ты боялась?

– Разумеется. Когда ты упал, тебе было очень плохо. Это была ужасная ночь… Но главное, что ты жив.

– Ничего не помню, – ответил Хастад.

– Как ты себя чувствуешь?

– Хочу кушать, – честно признался он.

– Я тоже. Сварю нам кашу.

Хастад попытался перевернуться набок, но взвыл от боли. Из мышц будто бы выкачали силы, а на их место вставили болящие опухоли.

Великан чувствовал себя виноватым, ему хотелось самому приготовить завтрак и смотреть, как Хола с удовольствием уплетает его.

Сегодня Хастад, пожалуй, испёк бы для своей женщины творожно-фруктовую запеканку, обязательно разноцветную, чтобы можно было выковыривать яркие кусочки.

Увы, физическая оболочка уязвима и порой ставит помехи на пути наших желаний. Запеканку и прочие кулинарные эксперименты решено было отложить до лучших времён.

Наступил полдень, мучительный, словно после нещадного битья мешками по голове.

Олин организм, который забыли покормить вчера, наказывал свою хозяйку то головокружением, то головной болью. Казалось, что каша нарочно варится слишком медленно, а остывает до приемлемой температуры – ещё дольше.

От стонов бессилия Олю удерживал лишь тот факт, что Хастад ничего не ел по меньшей мере четыре дня, а с его ранением на восстановление нужно много энергии.

Кормить великана пришлось с ложки, потому что руки у него тряслись, и каша попадала куда угодно, но только не в рот.

Хастад совсем сконфузился и приуныл, но съел целую тарелку и с таким сожалением посмотрел на опустевшую посудину, что Оля принесла ещё здоровенную порцию, а затем ещё. Удивляться нечего: великан всё-таки, хоть и худой, как вешалка.

Она выдохнула с облегчением: теперь можно было ждать окончательного выздоровления её... друга.

Пока этот раненый друг спал и переваривал съеденные полкастрюли каши, Оля отправилась в магазин за продуктами. Брала она только то, что любил Хастад, забыв о собственных предпочтениях.

Продуктовая корзинка наполнилась крупными спелыми гранатами, чесночными булочками и копчёными перепёлками (Хастаду они напоминали на вкус жареных крыс, которые были редчайшим деликатесом в его детстве).

Стоило ей представить по-детски бурную радость Хастада, и улыбка сама наползала на лицо. И как это Оля раньше не умерла от тоски в одиночестве?

Дома она теперь готовила еду с большим старанием, чем раньше, и сама себе удивлялась. Это странно, но Оле было приятно заботиться о великане, словно после случая с вызовом врача она взяла ответственность за пришельца.

Хастад был с Олей настолько милым и потешным, что это компенсировало его уродливую по человеческим меркам внешность. К нему невозможно было остаться равнодушным.

***

Оля когда-то копила деньги на квартирку с видом на реку. Теперь все сбережения ушли на спасение великана, и большего счастья, чем его жизнь, она и желать не могла. Она представляла себе жизнь без не слишком-то умного, но упёртого Хастада и его самых вкусных на свете пирогов, и на глазах у неё тут же наворачивались слёзы.

Неожиданно, в самый разгар размышлений о пережитом, позвонил врач, который оперировал Хастада. Решил поинтересоваться, сдох великан или нет.

– Доброго утречка, леди, – почти пропел в Олиной гарнитуре голос.

– Здрасьте, – прозвучал неприветливый ответ.

– Разрешите поинтересоваться здоровьем моего вчерашнего пациента? Или, может, вы пожертвуете науке его тело?

– О чём это вы? – притворилась Оля.

– Великан умер?

– Какой ещё великан? А, так это по вашей милости ночью меня разбудили полицейские? – уже со злостью выпалила она.

– Нет-нет, что вы! Я же себе не враг…

– Никакого вашего пациента у меня нет, – закончила разговор Оля и добавила номер врача в чёрный список.

Хастад этот диалог прекрасно слышал и догадался, что Хола заработала себе проблемы из-за его ранения.

Великан чувствовал себя виноватым. Меньше всего он хотел, чтобы из-за него пострадала Хола. Но и уйти нельзя, ведь тогда Хола расстроилась бы, да и как же Хастад бросит свою женщину? Женщина – это сокровище, которое надо завоёвывать, любить и защищать.

Кроме того, была вероятность, что за Хастадом, вслед за первым убийцей, явится кто-нибудь другой. Он предположил, что до него добрались ищейки Шастаса из междумирья, у которого он несколько месяцев назад украл бластер. Так что теперь, чтобы обезопасить Холу от нового нападения, нужно постоянно приглядывать за ней.

***

Оля сомневалась, идти на работу или нет. Глядя на беспомощного неуклюжего Хастада, она решила взять пару дней отпуска за свой счёт.

Разговор с начальницей состоялся не самый приятный; пару дней Оле, конечно, дали (она сослалась на высокую температуру и общее недомогание), но предупредили, что разумней брать больничный или предупреждать заранее.

Так Оля осталась без денег, но с живым великаном под боком. Причём буквально. Хастад ожил, но выпросил спать на диване рядом с Олей, якобы потому что на жёстком полу больно лежать. Пришлось согласиться, но с условием, что он ни под каким предлогом не будет трогать её.

Однако в первую же ночь Оля сама во сне обхватила великана за торс и заворотила на него ногу. Хастаду было страшно не то что пошевелиться, – даже дышать. Он лежал с широко распахнутыми глазами, терпел боль (Олина рука давила на рану) и пытался побороть возбуждение. Одеяло вздыбилось горой, и Хастад ничего не мог с собой поделать.

Будить Олю не хотелось. Хастад чувствовал себя почти счастливым оттого, что его женщина прижимается к нему, и даже сквозь боль это было приятно. А если потревожить её, то она подскочит и увидит, что Хастад не совсем владеет собой. Тогда уж точно не видать ему такой близости.

И Хастад ощущал на себе свою любимую женщину почти всю ночь. Он заснул под утро, когда глаза закрылись сами собой.

***

Оле вовсе не понравилось увиденное с утра. Мало того, что снился сон, где она сама целует великана, так ещё и проснулась в обнимку с ним.