ее словам плясали огни. Элис вдруг затошнило, и она ощутила испытываемую этой женщиной боль. Боль, знакомую ей самой.

– Я доставлю его в целости и сохранности, – сказала она.

Бринт хмыкнула, повернулась и пошла прочь.

В этот момент на сцену на стуле вывезли мальчика, Марлоу. Он сидел, покорно сложив руки на коленях, словно ученик на уроке, и ждал. Зрители молчали. Продавец билетов прошелся вдоль стен, один за другим гася фонари, пока весь шатер не погрузился во тьму.

Первое, что бросалось в глаза при взгляде на мальчика, – его худоба: сплошные кожа да кости. Потом вокруг него возникло голубоватое сияние, поначалу едва заметное, как будто исходящее от самого воздуха. Постепенно оно разгоралось, распространяясь по всему телу мальчика. Он сидел совершенно неподвижно, зажав левую руку правой. Казалось, что воздух в палатке дрожит. Элис не могла отвести от него взгляда.

Мальчик менялся. Кожа его постепенно становилась прозрачной, и сквозь нее просвечивали синие легкие, кости и переплетающиеся под лицом и горлом нити вен. Он смотрел на зрителей черными, твердыми, острыми, как обсидиан, глазами. Элис нервно сглотнула, по ее рукам пробежали мурашки. Она вспомнила, как ощутила нечто подобное давным-давно, когда в шесть лет в Чикаго ее застала гроза и повсюду бушевали электрические вихри. Мать затащила ее домой и насухо вытерла полотенцем. В печке в их подвале шипели дрова, а над озером продолжали сверкать молнии. Пахло горящим кедром и чаем из бостонского шиповника, налитым в кружки со сколами. А еще маслом и кожей матери – этого запаха Элис не чувствовала уже четверть века. Она заплакала. Стоя там в темноте, она тыльной стороной запястья вытирала глаза. Освещенные голубым сиянием лица мужчин тоже казались мокрыми от слез.

Исходящее от мальчика сияние усилилось. А потом стало еще ярче.

4. Человек из тьмы

Уолтер был голоден. Очень голоден.

Среди темной толпы и шумных повозок Уайтчепела сновали уличные торговки с корзинами – девушки и женщины в дырявых шалях, похожих на обрывки тьмы вокруг белых шей. Уолтер наблюдал за ними, сидя в переулке. Принюхиваясь к ночному воздуху, к теплому запаху крови. Его кожа была серой, без волос, а губы – красными и влажными. Ногти на сжатых в карманах кулаках походили на ножи.

Торговки не подозревали, что за ними наблюдают. Ему это нравилось. Но он выслеживал лишь одну из многих. Женщину с ожогами на теле. Она не должна была знать, что он ее ищет.

Люди толкались и кричали. Продавец пирожков громко рекламировал свой товар. Уолтер пытался кое-что вспомнить, но делать это было больно. Он помнил женщину, у которой было оружие или которая сама была оружием, либо что-то еще. Она могла ранить его дорогого Джейкоба и поэтому внушала ему страх. Уолтер выходил по ночам, потому что так хотел Джейкоб, его дорогой Джейкоб, добрый Джейкоб. Потому что холодными, пропахшими серой ночами мало кто видел, как он выглядит.

«Уолтер, Уолтер, Уолтер, Уолтер…»

Но он точно не знал, что за женщину ищет. У продавщицы корзин, за которой он следовал этой ночью, были соломенные волосы, исхудалое лицо и шрамы по всей груди и горлу, словно она побывала в огне. Неужели это она могла причинить вред его Джейкобу? Толпа расступилась; Уолтер смотрел, как она пробирается через улицу, волоча в грязи тяжелые юбки. Толпа снова сомкнулась. Нужно расспросить ее. Нужно найти ее и заставить рассказать, что она знает. Он забрался на штабель ящиков и успел заметить, как торговка, пошатываясь, словно пьяная, прошла между двух освещенных фонарями дверных проемов, а затем скрылась в темноте переулка.

«…иди, Уолтер, найди ее, заставь показать, что она прячет…»

Уолтер облизал губы и осмотрелся. Затем он пригнулся – от густой тьмы отделилась его тень – и, подняв воротник и низко надвинув шляпу, незаметно проскользнул сквозь толпу.

Темный переулок манил его.

И снова Уолтер бодрствует. Где он сейчас? Последнее, что он помнил, – это ночные доки в Лаймхаусе, а до этого – питейное заведение возле скотобойни, но больше ничего припомнить не мог. Хотя нет, неправда. Была еще пристань в темноте, всплеск Темзы, плачущая в переулке продавщица цветов. Он приоткрыл слипшиеся веки. Бурые облупившиеся стены, сонные тела в темных углах комнаты. Зажатая в пальцах трубка, уже холодная, с черной жвачкой опиума, давно прокуренной насквозь.

«Уолтер, Уол…»

Он встал, пошатываясь и держась за стены. Нужно вернуться, нужно прийти в ту комнату, которую он снимал под крошащимися потолками Сент-Эннс-Корт за полпенни в неделю. Пол был мокрым. Он посмотрел вниз. Кто-то забрал его ботинки.

«…тер, Уолтер, что ты сделал с нами, Уолтер, Уол…»

Голоса. Постоянно шепчущие голоса. Они замолкали лишь на время, пока он курил, но едва он выходил из оцепенения, его череп начинал пульсировать и голоса снова появлялись в его голове.

Точное время он определить не смог, но понял, что ночь уже точно миновала. Переулок за окном был окутан туманом. Ах да, Джейкоб дал ему задание. Теперь он вспомнил. Какая-то женщина, которая могла причинить ему боль. Точно. Джейкоб поручил ему найти ее. Прошлепав по луже, Уолтер зацепился за тумбу, а потом растворился в гуле Маркет-стрит. Затем он проследовал по переулку между доходными домами, повернул налево, пересек вторую улицу и нырнул под навес табачной лавки. Крутой спуск по каменной лестнице. Из проема на него смотрели дети; какие-то женщины копались в куче мусора. У Сент-Эннс-Корт он свернул в сторону, проскользнул мимо витой железной решетки и осторожно прошел по грязи, избегая глубоких луж с густой жижей. От окна тянулась веревка с пожелтевшим и заплатанным бельем, безвольно свисающим в тумане. Под телегой со сломанной осью спал пьяный крысолов.

«Уолтер, Уолтер, Уолтер, Уолтер, Уолтер…»

Вот и его дверь. Распахнутая настежь. Пошатываясь, он забрел внутрь, спустился по трем ступенькам. Единственным источником света было разбитое окно.

«…иди к нам, Уолтер, иди к нам, Уолтер, принеси нам кейрасс и…»

Он пытался вспомнить. Ах да, вот они, на полке у дальней стены, поблескивают в тени, его красавцы. В трех огромных стеклянных банках. Плавают в мутной зеленоватой жидкости, бледные черепастые зародыши, похожие на потерявшие форму законсервированные фрукты, скрученные, искаженные, вырванные из чрева. С широко распахнутыми глазами, прижатыми к стеклу ручками, следящие за ним, тихо взывающие к нему.

«Уолтер, Уолтер, что ты оставил в…»

Повернувшись, он увидел свою сломанную кровать и запутавшуюся в постельном белье желтоволосую продавщицу корзин. С разрезанным от уха до уха горлом, со вспоротым животом, будто кто-то рылся внутри нее в бесплодных поисках. Глаза девушки были вырезаны из глазниц и лежали рядом с телом.

«…потому что она прятала это, но где это, Уолтер, где эта штуковина, что причиняет боль…»

Он закрыл глаза. Потом открыл их снова. Освещение в подвале изменилось. В стеклянных банках все так же светились его красавцы, зеленоватые, чарующие. Покачиваясь, он постоял над мертвой девушкой, а потом плюхнулся прямо на промерзший пол и заснул. Когда он проснулся, в голове уже прояснилось; над ним стояла женщина средних лет и смотрела на тело продавщицы корзин.

– Ну и натворил ты дел, я погляжу, Уолтер, – сказала она будничным тоном. – Ну что ж, сама виновата. Нужно было прийти раньше.

«…она знает нас, Уолтер, откуда она знает нас…»

– Ты знаешь нас, – произнес он глухо. – Откуда?

– Нас?

Она ступила в прямоугольник света, лившегося из окна. Представительница общества, которое он некогда знал, но к которому больше не был причастен. Руками, на которые были натянуты перчатки, она уверенно сжимала сумку. Черное платье с высоким воротником, черные перчатки, синее перо на шляпе, родимое пятно, покрывающее половину лица. Темные глаза и глубокий голос, от которого веет опасностью.

– Мы здесь одни, Уолтер. Я следила за тобой какое-то время.

– Уолтер, Уолтер, жалкий Уолтер, – прошептал он.

«…может, это она, может, это у нее…»

– Ты – Уолтер Ластер, – сказала женщина. – Джейкоб Марбер был твоим другом.

«Ну да, – подумал он. – Был моим другом. Джейкоб Марбер. Он и есть мой друг. Я люблю его».

Он ощутил прилив благодарности, но вдруг его внимание привлекло горло женщины. Такое красивое.

– Я миссис Харрогейт, Уолтер. Я пришла помочь тебе.

«Ну да, – подумал он. – Миссис Харрогейт поможет нам».

Поднявшись и выпрямившись во весь рост, он прочувствовал себя целиком; в его голове что-то щелкнуло, и на мгновение