Кто-то окликнул Хьюсона, и он, подмигнув мне, скрылся в толпе. Я еще раз внимательно посмотрел на рыжеволосую красотку и направился в кабинет Олафа Крюгера.

Это была обшарпанная комнатка, на стенах – глянцевые плакаты с портретами чемпионов и старые постеры с рекламой боев, которые Олаф организовал за время своего пребывания в Оушен-сити. А это были сотни поединков.

Сам старик Крюгер восседал за большим столом, где в беспорядке валялись бумаги и стояло не меньше десятка телефонов, – они, кстати, никогда не звонили поодиночке. У другого стола, поменьше, примостилась крашеная блондинка, которая молотила по пишущей машинке, жевала резинку и наполняла кабинет запахом сногсшибательного парфюма – ну никак не меньше десяти центов за галлон.

– Есть минутка? – спросил я Олафа, закрывая дверь.

Он был небольшого роста – не больше жокея, совершенно лысый и, если требовалось, довольно смышленый. Олаф сидел без пиджака, так что было видно тонкую золотую цепочку у него на жилете. Ворот расстегнут, галстук свободно болтается.

Олаф указал мне на стул.

– Как дела, Вик? Нет, я не занят. В этой дыре вообще ничего не происходит. Времени куча.

Словно в ответ на эти слова принялись звонить сразу три телефона – видимо, уличая его во лжи. Одновременно распахнулась дверь и ввалились двое парней: они орали про халаты, которые были им нужны для следующего боя. Ребята были здоровые, крутые и уродливые, настоящие носороги. Однако Олаф выставил их так легко, как отмахнулся бы от мухи:

– А ну пошли на хрен отсюда!

И те сразу исчезли.

Тогда Олаф снял трубки двух телефонов, рявкнул, что занят, и снова положил. Взял третью, послушал пару секунд, буркнул: «Разорви с ним контракт и выстави его!» – и бросил ее тоже.

– Хочешь сигару, Вик? – продолжил он разговор, придвигая мне коробку. – Ну, что тебя гложет? Про убийство я слыхал. Девчонку не знал, но если тебе ее жалко, то мне тоже.

– Она была хорошая, Олаф, – ответил я, отодвигая коробку. – Но я не затем пришел. Ты знаешь парня по фамилии Миллз?

Он провел рукой по лысине – на руке не хватало большого пальца. Потом взглянул на блондинку в углу и поморщился.

– С такой фамилией тут пруд пруди. Как зовут-то?

– Вот этого я не знаю. Красавчик, лет двадцати трех, хорошо владеет кулаками. Двигается молниеносно и держится как профи. Но шрамов нет.

Олаф выпрямился:

– А, ну знаю, конечно. Это Цезарь Миллз. Да, это он. Если бы он оставил своих баб, стал бы чемпионом мира в первом тяжелом весе. До него никто даже дотронуться перчаткой не мог. Да, он тут начинал. Я тогда подумал: ну вот наконец настоящий чемпион. Но придурок не хотел правильно работать. Выиграл три боя подряд, а потом, когда я начал ставить его с настоящими бойцами, сошел с дистанции. Ушел примерно полгода назад.

– В общем, мы с ним не поладили, – сказал я и повернулся так, чтобы Олаф рассмотрел синяк у меня на шее. – Это он уже ногой.

У Олафа глаза на лоб полезли.

– Вот скотина! Но ты лучше забудь про него, Вик. Это не подарок. И не надейся его уделать. Даже теперь он должен быть еще о-ого-го. Ни на кого против него не поставлю. Разве что на самого крутого тяжеловеса, да и то не факт, что получу денежки. А как ты на него напоролся?

– Он подвизается в качестве охранника в имении «Санта-Роза». А я приехал туда по делу – ну и мы не поладили.

– Охранником? – удивился Олаф. – Да у него куча бабок! Может, мы про разных людей говорим?

– Может. А почему ты решил, что он при деньгах?

– Да очень просто. Ты что не видел, как он выглядит? Он ко мне заглядывает иногда. Одет как на миллион баксов, ездит на синем «роллсе». Дом у него на Фэрвью такой, что лично у меня слюнки текут.

Я припомнил золотой портсигар-зажигалку, который Миллз извлек из нагрудного кармана, но вслух ничего говорить не стал.

– И откуда все это, никто не знает, – продолжал Крюгер. – Поначалу он сюда явился гол как сокол, рад был бесплатному обеду. Охранником, ты говоришь? Ну не знаю, может, он опять на мели. Я его не видел месяц примерно.

– Так ты говоришь, он умеет обходиться с женщинами?

Олаф только руками всплеснул:

– Умеет обходиться? Да я таких и не видел! Он только посмотрит на них – и они уже падают на спину.

Я поразмыслил немного и поднялся:

– Ладно, спасибо, Олаф! – Потом, потрогав синяк на шее, добавил: – А тот удар, которому меня Бэттлер научил, оказался без толку против Миллза. Ушел назад – и все.

– Так и должно было быть, – кивнул Олаф. – Парень шустрый. Но если один раз попадешь, ему поплохеет. Один хороший плотный удар – и ему хана. Вся проблема в том, чтобы попасть.

Я уже взялся за ручку двери, но в последний момент обернулся:

– А скажи, Олаф, что это за рыжая у тебя там? Ну такая, с раскосыми глазами и в потрясных штанах?

Крюгер ухмыльнулся:

– Гэйл? Гэйл Болас. Она там? Да, это штучка! Я ее бог знает сколько не видал. Вот кто тебе расскажет про Цезаря. Она была его подружкой. Повернута на боксе, и когда Миллз перестал тренироваться, она его бросила. А полгода назад ходила сюда каждый вечер. Потом вдруг перестала. Мне говорили, она уехала куда-то. Девчонка редкая, Вик. Таких поискать.

– А ну-ка помоги мне разбить лед, – сказал я. – Хочу с ней познакомиться.

2

Во время ланча в баре Финнегана всегда шумно, настоящий бедлам. Чтобы всех усадить, в центре зала обычно ставят дополнительные столики. Но по краям, где столы стоят в нишах, поспокойнее. Финнеган сажает туда почетных гостей.

Сидя за таким уединенным столиком возле бара, я увидел, как вошли Керман и Бенни, и помахал им. Они заметили и стали пробираться ко мне сквозь толпу. Керман то и дело останавливался, чтобы со старомодной вежливостью извиниться, если случайно задевал локтем шляпку какой-нибудь барышни. А Бенни следовал за ним и поправлял шляпки, надвигая их девушкам на носы, и при этом любезно улыбался, когда те возмущались. Оба были навеселе, и я решил, что это хороший знак. Немного выпив, они лучше работали.

Уже почти добравшись до ниши, они разглядели, что я сижу с мисс Болас. Оба разом остановились и уцепились друг за друга, потом рванули вперед как сумасшедшие – кто первый добежит до цели.

– Ладно-ладно, – одернул я их. – Что вы раздухарились? А ну сядьте и ведите себя