Пока я возилась с загадочно материализовавшимся канцелярским товаром, к кассе успели сбежаться с других отделов продавцы и с агрессивной радостью загомонили:

— Вернет она!.. Не надо было брать! Воровка! Воровку поймали! Зовите охрану!

Я вздохнула и попыталась замять разраставшийся скандал:

— Ладно, я за него заплачу! — вытащила и открыла кошелек, но наличных денег в нем не было ни рубля! Хотя с утра здесь лежало, по крайней мере, несколько купюр. Неужели выпали, когда я рассчитывалась за такси?

Пока я размышляла, что впредь надо быть внимательнее, события вокруг моей измученной трудовым днем личности набирали скорость и устремились в сторону необратимых последствий.

Стоило мне вполне невинно и мило спросить крашеную кассиршу: «Какие вы принимаете кредитные карточки?» — как она подозрительно прищурилась и процедила: «Издевается над нами! Какая наглая!»

А другая тетка с пронырливым острым носом возмущенно ахнула и всплеснула руками:

— Это ж она у той приличной женщины, с которой пришла, кошелек украла, — и тут же скомандовала дюжему лбу с бейджем «Охрана»: — Держи ее, Славик! Зовите директора! Звоните в милицию!

Охранник ухватил меня мускулистой лапищей за плечо, но я ловко вывернулась, дотянулась до сумки и стала шарить в привычной глубине, пытаясь найти телефон. Неужели я могла забыть его в офисе?

— Сейчас позвоню домой…

— Смотри какая прыткая! — истошно завопили продавщицы, — Аля, замкни кассу — пока не обворовали! Где ж эта милиция! Нас тут всех поубивают! Славик, что ты ждешь?

Исполнительный Славик без всякого предупреждения вырвал у меня сумку и тут же вывернул мне руку, потянул за волосы назад и с впечатляющим профессионализмом грохнул лбом о ближайший стол! Колени подогнулись, из не успевшего зажить многострадального носа снова хлынула кровища, было так больно, что время провалилось в мутную пропасть, поэтому я почти обрадовалась грохоту милицейских ботинок и жалобно заскулила:

— Дайте мне телефон, я позвоню папе… Мой папа — Георгий Алексеевич Шеремет!

— А может, Березовский? Или президент Путин? — цинично скалились менты, запихивая меня в машину, — Ты давно на себя в зеркало смотрела, сердешная? Лучше бы новый свитер себе украла или туфли, чем блокнотик…

В милицейском отделении, роняя слезы и тычась носом в окровавленный платок, я написала, что меня зовут Вера Засулич, что я учусь в 11-м классе школы № 18, и продиктовала адрес своей школьной преподавательницы истории вместо домашнего, в слабой надежде, что добрая Ида Николаевна еще живет в той же квартире, услышит имя запоздало воскресшей революционерки, заинтересуется и приедет в милицию. А там уже видно будет…

И меня повели в застенок.

Почему зеленый цвет считают цветом надежды? На ржавой, скрипучей решетке и испещренных мелкими трещинками, царапинами и народными граффити стенах он выглядит отвратительно!

Я осторожно отодвинула платок от носа — и сразу пожалела:

— Ой, фу…

В застоявшемся пыльном воздухе вонь плавала неспешно и плотно, как медузы в августовском море, вместе с частичками пыли и жидким светом. Я огляделась, выбирая, куда лучше шагнуть, — в центре камеры прямо на полу сидела с закрытыми глазами, покачиваясь и подвывая, сухонькая старушка в живописных диккенсовских лохмотьях. Откуда под старушкой взялась лужа, лучше даже не думать. Справа на голой железной решетке, заменяющей лавочку, дремала крупная тетка в грязном спортивном костюме и наполняла окружающую атмосферу запахом перегара. Я не рискнула двигаться в том направлении.

— Ника?

Видимо, у меня начались галлюцинации — голова раскалывается!

— Ника! — повторила темнота. — Ты же Ника — дочка Шеремета? Правильно?

Я прищурилась и разобрала тонкий светлый силуэт, по мере приближения сгустившийся в худую и высокую особь с поджатыми босыми ногами.

— Помнишь, нас на футболе знакомил Чира? Я Лорик, девушка Трифона! Узнала?

Честно говоря, я не разглядывала барышень, в компании которых шеф укрылся от обременительных производственных переговоров, но все же всеми силами попыталась изобразить внимание.

Из сочувствия к моим усилиям «девушка» откинула растрепанные длинные пряди и продемонстрировала мне часть лица, не изуродованную здоровым кровоподтеком на скуле. На губе у нее тоже была поджившая ссадина, а громадный синяк на плече бесстыдно выглядывал из-под кокетливой шелковой пижамы. Оказывается, я не единственная «модная девушка», которая каждый день получает по морде! В войне полов вместо декадентского клюквенного сока давно уже льется настоящая кровь и равноправно хрустят мужские и женские носы и ребра. Хотя отчеты об этой стороне светской хроники редко попадают на страницы журналов-глосси!

Я неопределенно кивнула и села на краешек железяки.

— Урод! Уйду от него! Представь, мне говорит: остынь, отдохни! А сам заводится из-за всякой фигни! Просто достал! Весь акрил об его долбаный пиджак сломала!

Лорик продемонстрировала мне жалкие остатки алых вампирских ногтей с таким видом, вроде мы давние подружки и собрались почирикать в гламурной кафешке за чашечкой кофе с низкокалорийным заменителем сахара, и свойски спросила:

— Скажи, а твой папа правда вдовый?

— Правда. Чего ему врать? — удивилась я.

— Ну, мало ли. — Лорик передернула костлявыми плечиками профессиональной модели, — И что, Шеремет сейчас ни с кем, раз тебя из Англии выписал?

— Лариса, он мне не отчитывается!

— Он тебя что, тоже здесь воспитывает? — изумилась красавица.

— Нет, конечно! У меня кошелек украли в магазине, а продавец ментов вызвала, — почти честно призналась я.

— А отец тебе что, не поверил?

— Отец не знает!

— Так позвони ему, скажи — иначе тебя тут до утра промусолят!

— Позвонила бы, да телефона нет! — вздохнула я.

Лорик оживилась, улыбнулась, заерзала, перекладывая босые ноги в коротеньких пижамных штанишках, вытащила из кружевного кармашка плоскую розовую плиточку телефончика и протянула мне:

— Звони! Скажи, пусть едет за тобой в пятнадцатое отделение!

Никогда раньше мне не приходилось сталкиваться с профессиональными содержанками, но благодаря классическим произведениям Куприна, Толстого и Достоевского я знаю, что у них по определению доброе сердце. Я же, увы, эгоистка, и никакое доброе сердце не поможет мне ужиться под одним кровом с двухметровой биологической функцией! В том, что встрепанная, полуголая и побитая Лорик сразит наповал любую мужскую особь с одного взгляда — как гейша, я была совершенно уверена! Поэтому звонить отцу воздержалась и с ужасом поняла, что ни телефона его адвоката, ни даже номера крестного наизусть не помню!