Много мудрых слов пересказано за последние годы людьми разных вер и национальностей, а победил опять же еврей: «Делиться надо!»

И всё. Лучше не скажешь.

Красота спасёт мир? Да-а, жалко дедушку.

Теперь в графе о государственном устройстве России умные люди пишут: воровской общак.

И вот уже восемь лет не может встать на ноги Аликпер Турчак, не может вырваться из спрутних объятий государства, изворачивается как последняя б…дь в потуге соблюсти дебет с кредитом и при этом не отправлять доверенных гонцов в швейцарские банки с пустыми руками. Это он-то, один из первых миллиардеров.

Нет, тысячу раз — нет, не зря решился он на мокрое дело. Не с жиру взбесился — жизнь заставила. А что при этом щепки полетят — так какой же лес без щепок-то? Он и сам этой щепкой оказаться может: ещё неизвестно, чем кончится. Долго решение шло, ноги путало, ночную темень зрачками буравило — всё гадал: а вдруг неудача. Это что ж — конец тогда? Всей жизни конец? Пока не понял: без Любы и жизни не надо. Всё для неё — деньги, много денег, камни, золото — всё её, только б согласилась взять. Только б рядом.

Он повернулся всем телом — рывком, со стоном — к огромному во всю стену портрету.

Люба!!

Заговорил вслух.

— Убей, да? Слышишь, убей. Не могу так. За что? — Спазмы сдавили ему горло, он задохнулся.

Люба улыбнулась синими нарисованными глазами, сказала ласково:

— Турок, привет, это я.

И он понял, что сходит с ума, этого следовало ожидать.

— Привет, говорю. Ну вот, дождался: встреча завтра в восемь утра. Но учти, предупреждаю ещё раз: если с ним что случится — поедешь вдогонку вместе со всеми заведениями. Мне, ты знаешь, терять нечего. Ребят подбери потерпеливей, чтобы языки не высовывали, если не дай бог… Перезвонишь.

Короткие гудки отбоя долго не могли вернуть Аликпера Турчака к реальности.

_____

Всякий раз, когда Юрию Кимовичу Гатарову предстояла встреча с Кораблёвым, у него с утра начинали дрожать руки. Казалось бы — третий год работает, сколько ходок, ни одного прокола — можно и успокоиться. Процедура отработана тщательнейшим образом, проверена, многократно отрепетирована: встречаются на улице два приятеля, здороваются, разговаривают недолго и расходятся каждый своей дорогой.

А собака зарыта вот где: у обоих в правой руке одинаковые (не новые) портфели. Для приветствия они перекладывают их в левые руки, берясь при этом за ручку не своего, а чужого портфеля и каждый уносит с собой то, что ему предписано: Кораблёв пустой контейнер для следующей встречи, а он, Юрий Гатаров, человек, как обидно выражаются москали, кавказской национальности, — портфель с «капустой». Такой нехитрый не ими придуманный трюк, но всё дело заключалось в виртуозном исполнении. Свои люди, с пристрастием наблюдая за трюком, не сразу распознавали, в чём секрет успеха.

Да и если уж говорить честно — ну поймают, отберут — и что? Он ведь всего-навсего посредник и наверняка не единственный. Сколько там денег, в какой валюте, какими купюрами — не его ума. Он оставит этот портфель в ячейке камеры хранения Казанского вокзала и там же найдёт свой пакетик, пусть небольшой, но зато имеющий к нему самое что ни на есть прямое отношение. Да и проделает всё это он, в целях осторожности, не сам, а за мзду найдёт готового на всё носильщика. Тот уложит портфельчик в ячеечку, привезёт пакетик на тачечке, спасибо скажет, кланяться будет, попросит в следующий раз обязательно его найти, потому что — могила, Махмудом зовут, не забудь, дорогой. Не знает, мудак, что вокзалов в Москве десять штук, ещё пять аэропортов и везде носильщики, и все они Махмуды, если не хуже.

Нет, всё давно проверено-перепроверено: мин нет. Практика — великое дело. Зелёный свет, господа, наше время. А если, не дай того, какая-нибудь госслужбовская б…дь возмёт-таки за жопу — что ж, и при самом неудачном исходе грозит нестрашно: ну отпи…т для отмазки, ну подержат чуток — много-то не положено — в предвариловке, и будет. А дальше назовут сумму. «Скажи, мол, спасибо, что на добрых людей нарвался. Гони сумму и вали с глаз».

А сумма-то как раз на такие непредвиденные случаи и припасена, притом — немалая, а то вдруг у этих падл добрых да аппетиты волкодавовы? Расстанешься, поблагодарив, с суммой-то, заявочку на пополнение хозяевам сделаешь и гуляешь, как ни разу не ёб…й. На такую страну как наша — грех обижаться, ей ежеутренне свечки ставить надо, ноги мыть и осанну петь. Только здесь и можно жить умному-то человеку.

Так что рукам давно бы надо отучиться дрожать, не воруем, чай. Ан нет, поди ж ты. У страха глаза велики…

Боковым зрением Юра скорее почувствовал, чем увидел справа от себя плотную высокого роста фигуру в сером плаще. Он замедлил шаг, хотел было отступить в сторону (ему с его невеликим ростом и непропорционально большим по отношению к этому росту носом любые силовые контакты были противопоказаны и он с детства привык рассчитывать исключительно на быстроту реакции и выдающиеся скоростные качества), уже отступил было, как вдруг обнаружил своё лицо зажатым в чьём-то огромном кулаке вместе с тряпкой, источающей приятный запах полыни. Пальцы его тотчас прекратили предательскую вибрацию, дышать стало не обязательно и всё тело Юрия Кимовича Гатарова погрузилось в прохладный, заполненный лёгким эфиром аквариум.

Незаметно прошли годы, он изменился, состарился — болели суставы, ударяло в затылок, нос, предмет былой национальной гордости, видимо, отслужив свое, отказывался выполнять определённые природой функции и, чтобы не задохнуться, приходилось хватать воздух гортанью. Глаза слезились, о происходящем вокруг судить было трудно, поскольку изображение размывалось полупрозрачной мутью. Единственный орган, который не отказал окончательно, был орган слуха и до Юрия Кимовича донеслось откуда-то издалека:

— Проснулся, маленький? Кофе в постельку или поговорим до завтрака? — Акцент выдавал в говорившем земляка — уроженца труднодоступной части предгорий Северного Кавказа.

Юрий Кимович достал из внутреннего кармана носовой платок, попытался протереть глаза и это ему отчасти удалось, во всяком случае настолько, чтобы разглядеть перед собой на фоне мелькающего городского пейзажа два неподвижных внушительных размеров затылка, а рядом справа — нечто, очень напоминающее небритое человеческое лицо. Говорил, по всей видимости, небритый, потому что губы его сначала растянулись в улыбке, а затем характерно захлопали одна об другую.

— Что застеснялся? Время — деньги, ты на работе и мы на работе. Говори, не тяни.

Происходящее неуверенно, с перебоями подбиралось к сознанию Гатарова, но природная смекалка утрудилась прийти на помощь и в этой безнадёжно проигранной ситуации. Юрий Кимович гортанным фальцетом произнёс фразу на мало кому понятном диалекте своего родного языка.

— Что он сказал? — не поворачиваясь, поинтересовался один из затылков.

— Сказал, что не понимает по-русски. Забыл.

— Напомни.