Другой отраслью экономики, приобретшей значение, выходящее за пределы Испании, было коневодство. Астурийские кони славились еще в I в., теперь кони из Испании, особенно ее северной части, поставляются как в армию, так и в цирки почти всего государства. К этому надо добавить овечью шерсть. Астурийская шерсть ценилась весьма высоко, относясь к самым дорогим сортам. За фунт этой шерсти давали 100 денариев, что в 2—4 раза больше, чем цена ряда других сортов. Таким образом, основной экспортной отраслью испанского сельского хозяйства становится разведение коней и овец, в то время как продукты земледелия утрачивают этот характер. При этом надо заметить, что в I в. славилась в основном шерсть Бетики, а теперь первенство переходит к Астурии. Происходит общее оживление земледелия. Из Испании стали поставлять в Италию хлеб, но и он, кажется, происходил с полей Месеты.

Центр экономического развития Испании передвигается с юга и востока Пиренейского полуострова в его северную и северо-западную части. Эти территории были менее романизованы, там, как уже отмечалось, в меньшей степени существовали социально-экономические и социально-политические структуры античного типа. К этим территориям надо прибавить Балеарские острова, игравшие значительную роль в добыче пурпуроносных моллюсков и в торговле между Пиренейским полуостровом и Италией, и которые тоже были менее романизованы, чем противолежащие берега полуострова.

Несмотря на то, что экономический пейзаж Испании, как и всей империи в то время, определялся латифундиями, что определяло господствующую тенденцию к развитию натурального хозяйства, говорить о полной натурализации экономики не приходится. Экономические и культурные связи, хотя в меньшем масштабе, чем в I—II вв., продолжали объединять Испанию с остальной империей. Как и раньше, важным партнером являлась Северная Африка, откуда приходила, в частности, керамика. Относительно тесные связи объединяли Испанию с Галлией. Довольно оживленными были отношения с восточной частью Римской империи. В то же время значение связей с Римом и Италией начинает уменьшаться. Это можно заметить, например, на импорте такого специфического, но очень важного для испанской знати товара, как саркофаги. Если приблизительно до середины IV в. находимые в Испании саркофаги импортировались в основном из Рима, то с середины столетия этот импорт практически прекращается. Саркофаги либо привозят из Африки, особенно из Карфагена, либо изготовляют на месте, причем в последнем случае ясно чувствуется греческое и частично галльское влияние. Продолжала существовать и внутренняя торговля. Монета снова становится важным средством обмена. В самой Испании ни одного монетного двора не было, но в относительной близости от нее такие дворы имелись в Южной Галлии и Карфагене, и испанцы вполне могли пользоваться выпускаемыми там монетами. Но говоря о торговле, надо заметить, что все большую роль в ней играют не испанские, а восточные торговцы. Так, в Тарраконе, остающимся важнейшим торговым центром, связывающим Испанию с остальной империей, треть похороненных носили восточные имена, и большинство этих людей были явно торговцами.

Рассматривая и экономическую, и социальную структуру позднеримской Испании, надо отметить следующее: в Испании этого времени продолжали сосуществовать различные социально-экономические уклады: античный, крупнособственнический (в значительной степени протофеодальный), территориально-общинный и родовой. Но по сравнению с I—II вв. их взаимное значение изменилось. Первенствующим теперь был крупнособственнический; районы с его преобладанием являлись ведущими в экономическом отношении, и крупная землевладельческая знать включалась в элиту империи. Каждому укладу соответствовала своя система классовых взаимоотношений. На эту систему накладывалась сетка сословных подразделений. Сенаторы, всадники и куриалы составляли сословия «достойных» (honestiores), а остальное свободное население — «низких» (humiliores). Каждое из них в социальном отношении было неоднородным и состояло из представителей различных классов. Впрочем, в Поздней империи юридические различия вообще отступают перед экономическими.

Большую роль в Испании этого времени играла христианская церковь, влияние которой все более распространялось. Центрами христианизации оставались наиболее романизованные города, но в IV в. в новую религию все чаще обращаются землевладельцы.[23] Крестьяне в большей степени оставались приверженными языческим верованиям. Особенно сильным было язычество в северной части Испании, но язычники встречались также в Лузитании и на востоке Испании, даже в таком относительно крупном городе, как Барцинон. Однако постепенно и среди крестьян становилось все больше христиан. После разгрома Магненция, терпимо относившегося к язычеству и даже разрешившего ночные жертвоприношения, победитель Констанций принял решительные меры по полному искоренению прежних верований, результатом чего стало не только восстановление прежних ограничений, но и фактическое закрытие храмов. Это явилось решительным поворотом на пути полной победы христианства. Все это сказалось и на Испании. Хотя следы язычества прослеживаются в Испании и после ее завоевания варварами, к началу V в. страна становится в основном христианской[24]. Церковь, как уже говорилось, оказывается и крупным землевладельцем. Многие испанские епископы приобретают значимость и за пределами Пиренейского полуострова. Таким был, например, Осий из Кордубы, друг императора Константина, председательствовавший на первом Вселенском соборе в Никее в 325 г. Собирались и испанские поместные соборы. В 380 г. император Феодосии официально запретил исповедание любой религии, кроме христианской, в форме, утвержденной в Никее.

В этих условиях выступление против церкви косвенно оказывалось и выступлением против государства. Не случайно одной из форм классовой борьбы в позднеримскую эпоху становятся ереси. В Испании такой ересью стало присциллианство, о котором уже частично говорилось выше.

Присциллиан родился около 340 г. или несколько позже, был сначала язычником, позже крестился и достиг высоких ступеней в церковной иерархии и был даже избран епископом Абилы. К этому времени он уже выступил со своими взглядами, резко отличающимися от никейских. Присциллиан утверждал, что не существует реального различия между лицами Троицы, что Иисус Христос имел только одну, Божественную, природу и поэтому практически не страдал на кресте, что дьявол является порождением хаоса, а мир — порождением дьявола, что человеческое тело — создание тоже дьявола, а душа — часть Бога. Из этих теоретических посылок он делал весьма важные практические выводы. Он настаивал на аскетизме, на отказе церкви от имущества, на выборности церковных должностей, на вере как мистическом соединении человека с Богом без посредничества церкви. Присциллиан настаивал на возможности использования апокрифов (то есть сочинений, не признанных церковью священными), в которых можно было найти антицерковные взгляды, и на участии женщин в отправлении культа. Все это не только было противоположно официальному церковному учению, но и ставило под вопрос саму нужность церковной организации.