касается антисоциал-демократического «обучения» солдат, то на непригодность его, вопреки мнению генерала Либерта, еще недавно указывали «Пост» и Макс Лоренц.

Для выработки необходимой податливости и послушания служат муштра, казарменная дисциплина, преклонение перед офицерским и унтер-офицерским[63] мундиром, который во многих областях поистине находится вне закона и является священным и неприкосновенным, короче говоря, этой цели служат дисциплина и контроль, сковывающие железным кольцом солдата во всех его действиях и помыслах как на службе, так и вне ее. Благодаря всему этому каждый отдельный солдат беспощадно подвергается коленопреклонению во всех отношениях, издергивается и истязается до такой степени, что даже самому крепкому хребту угрожает опасность сломаться или же он в самом деле не выдерживает и ломается[64].

Усердная забота о создании «церковного» духа, на необходимость развития которого, как на особую цель воинского воспитания, прямо указывал — впрочем, отклоненный без обсуждения — доклад бюджетной комиссии рейхстага в 1892 г., направлена также на то, чтобы завершить дело военного угнетения и закрепощения.

Нравоучение и церковная обработка являются одновременно и пряником и кнутом, причем последний применяется в весьма предусмотрительно прикрытом виде.

Пряником, используемым в качестве приманки для создания постоянных кадров армии, с успехом служит практикуемая сверхсрочная служба с перспективой получить унтер-офицерскую премию и выдача свидетельств о гражданском обеспечении, являющаяся очень хитрым и опасным мероприятием, отравляющим, как будет показано ниже, милитаризмом всю нашу общественную жизнь.

Грозным кнутом милитаризма является прежде всего дисциплинарная практика[65], военное уголовное право с его суровыми наказаниями за малейшее отклонение от так называемого воинского духа и военная юстиция с ее полусредневековым судопроизводством, с бесчеловечными, варварскими наказаниями за малейшее неповиновение, с мягким отношением к бесчинствам начальников в обращении с подчиненными, с почти полным игнорированием права необходимой защиты. Ничто не может воздействовать так возбуждающе и в то же время столь поучительно против милитаризма, как простое чтение военного артикула и военных уголовных процессов.

Сюда относится также и грубое обращение с солдатами, о котором мы скажем особо. Оно является хотя и не законным, но фактически самым действенным из всех насильственных дисциплинарных средств милитаризма.

С помощью всех этих средств стремятся обуздать людей, как обуздывают животных. С их помощью наркотизируют, сбивают с толку, обольщают, подкупают, давят, лишают свободы, шлифуют и наказывают рекрутов; с их помощью собирают зернышко за зернышком для цементирования громадного здания армии, кладут камень за камнем в плотину, создаваемую для предотвращения переворота.

Классовый характер всех этих средств приманки, наказаний и принуждения еще более наглядно проявляется в практике одногодичной службы так называемых добровольцев. Поступающий на один год службы вольноопределяющимся какой-либо буржуазный сынок предназначается стать офицером резерва; он обыкновенно стоит вне каких-либо подозрений в антикапиталистических, антимилитаристических и вообще бунтовщических устремлениях; следовательно, его можно избавить от прохождения службы вдали от родины, от размещения в казарме, от нравоучения, принудительного посещения церкви и даже в большинстве случаев от муштровки; естественно, что он также лишь в виде исключения попадает в сети дисциплинарных взысканий и военного уголовного права и отделывается по большей части пустяками, так как солдатские живодеры, несмотря на всю свою ненависть к «образованным», редко решаются трогать их. Таким образом, подготовка к офицерскому званию представляет второе наглядное доказательство этого тезиса.

Выдающееся значение для воинской дисциплины придается совместной деятельности людских масс, внутри которых самостоятельность индивида в значительной мере устраняется. Каждый отдельный человек, находящийся в войске, чувствует себя, подобно каторжнику на галере, прикованным ко всем остальным и почти не способным к свободным действиям. В сотню тысяч раз большая сила всех остальных насильственно удерживает его от всякого самостоятельного изолированного движения. Все члены этого огромного организма или, вернее, этой огромной машины подвержены, кроме внушения, исходящего от командиров, еще и особому массовому гипнозу, влияние которого, конечно, должно сделать бессильным даже наиболее развитого и решительного противника милитаризма в постоянной армии.

Само собой разумеется, что обе задачи милитаризма в области воспитания солдат далеко не всегда, но все же очень часто, вступают между собой в энергичную борьбу. Это можно сказать как об обучении, так и о вооружении. Воинское образование все более повелительно требует весьма высокой степени самостоятельности солдата. В качестве же «дворового пса капитала» солдат не нуждается в самостоятельности, он даже не должен иметь ее, иначе будет уничтожена его квалификация самоубийцы. Короче говоря, война против внешнего врага требует людей, а война против внутреннего врага — рабов, машин. Что же касается вооружения и снаряжения, то для воспитания духа, необходимого для борьбы с внутренним врагом, нельзя избежать яркой цветной формы, блестящих пуговиц и касок, знамен, парадов, кавалерийских атак и всякой иной мишуры, тогда как для борьбы против внешнего врага они должны явиться роковыми и даже просто оказываются здесь невозможными[66]. Этого трагического конфликта, в освещение разнообразных подробностей которого мы здесь входить не можем, не поняли даже добросовестные критики нашего милитаризма[67], которые по своему простодушию рассматривают все лишь с меркой воинского воспитания. Они остаются проповедниками, находящимися в пустыне[68].

Эта коллизия интересов внутри самого милитаризма, это внутреннее противоречие, которым он страдает, обладает тенденцией постоянного обострения. Оно находится в зависимости от степени напряженности внешних и внутренних политических отношений, причем те или другие попеременно оказывают решающее влияние. Можно с уверенностью сказать, что здесь заложено зерно самоуничтожения милитаризма.

Однако когда война против внутреннего врага, в случае вооруженной революции, предъявит к войскам такие высокие военно-технические требования и когда разряженные рабы и машины окажутся не в состоянии подавить его, тогда пробьет последний час насильственному господству меньшинства, господству капиталистической олигархии.

Важно подчеркнуть, что вообще милитаристический дух означает приведение пролетарского классового сознания в состояние замешательства и заблуждения и что милитаризм, заражая собою всю нашу общественную жизнь и в других отношениях, служит капитализму, например, тем, что поощряет покорность пролетариата по отношению к экономической, социальной и политической эксплуатации и чрезвычайно сдерживает пролетарскую освободительную борьбу. К этому вопросу мы еще вернемся несколько позже.

Официозно-военная и полувоенная организация гражданского населения

Милитаризм стремится оказать свое по возможности более длительное и более настойчивое воздействие также и на лиц, еще не принадлежащих или уже более не принадлежащихк кадровой армии. Он действует для этой цели прежде всего посредством возможно большего расширения полномочий военной власти над этими лицами, например, посредством контрольной системы, посредством широкого распространения военной подсудности, разбирательства дел в судах чести, которое применяется даже по отношению к офицерам в запасе[69], и, наконец, даже посредством распространения на этих лиц власти командования. Здесь особенно характерной