**упомянутая школа - полная выдумка автора.

Уснуть сложно. Я уже второй час пялюсь в потолок, перекатывая между пальцами последнюю открытку от сталкера, и вспоминая сегодняшний разговор с Миксаевым.

Влад ощутимо испугал меня, но так ничего толком и не рассказал. Однако, мне было достаточно и выражения его лица.

– Влад, ты пугаешь меня, - нахмурилась я, когда Микс забрал пустые кружки и отошёл к раковине. - Кто это, скажи.

– Я не уверен, Надя.

– И всё же.

Спрыгнув с высокого барного стула, я подошла к нему, глядя с ожиданием, но он продолжал молчать.

– Давай, я сначала сам попытаюсь это выяснить. Но да, тебе стоит бояться.

– Он нездоров?

– Мы все нездоровы, Надина, - ухмыльнулся Влад, но взгляд остался серьёзным. - Не более нездоров, чем я.

Микс рассмеялся, но я видела, что смех этот напряжённый. Да и от смысла слов едва не поперхнулась.

– Прости, Влад, но такое сравнение не сильно успокаивает.

– Ладно, Надь, я попробую узнать.

…

Пять лет назад. Закрытая элитная школа-интернат для трудных подростков. г. Владивосток

Влад Миксаев

– Тебе нужно успокоиться, Влад, - я слышу за плечом негромкий голос Тенёва. - Ты сломаешь его, ты и сам знаешь, но только если сделаешь то, чему этот больной урод тебя учил - обуздаешь эмоции. Используй против него то, что он вдалбливал в тебя все эти годы.

Ненавижу. Под кожей по венам стремится огонь, прожигая до самых костей. Пальцы немеют на древке бо от нетерпения и ожидания.

Никто не знает, кроме Тенёва, что я собираюсь сломать ублюдка, что “растил меня, как родной отец”. Сломать перед всеми.

Вот он мой выпускной, и я надолго оставлю память о себе вам, бляди. Вы почти десять лет ломали мне психику, теперь я переломаю вам ваши кости.

– В стойку, - басит одногруппник, резко толкая меня в спину.

Я разворачиваюсь и, провернув шест, нападаю. Шаг вперёд, ещё один, ещё.

– Не напирай! Ты знаешь, что он это считает с тебя.

– Пусть считывает, я ему всё равно рожу раскрою!

Тенёв ставит кольцевой блок и выбивает бо из моих рук. Для меня это редкость, мало кто может разоружить меня. Тем более, что у Тенёва другой профиль.

А это значит одно. Он прав. Слишком много эмоций.

– Осталось немного, Влад, и мы будем свободны. Я бы посоветовал тебе выждать и выйти отсюда через три часа, не оборачиваясь. Но ведь ты так не хочешь?

– Не хочу, ты сам знаешь. Я не умею как ты - ждать. Я и так ждал слишком долго.

– Тогда удачи, брат.

Мы бьём ладонями, крепко сцепляя пальцы.

Он прав, ещё немного. Ещё чуть-чуть и мы свалим из этой выгребной ямы. И никогда не вернёмся. Широ Танаки и другие “любимые” учителя больше не смогут ломать нас, а родители получат немного не то, что им обещали, когда они отдавали сюда своих проблемных детей.

Это как с огнём и кислородом. Если запер пожар в комнате, лучше не открывать окно. А наше вот-вот откроется.

Я, Тенёв, Лука и Крит спускаемся с верхнего входа в концертный зал интерната, присоединяясь к остальным. На нас сегодня не грязно-кирпичная форма, а смокинги, и мы опускаем рукава, чтобы преподаватели, выпускающие “птенцов из гнезда”, не увидели небольшие знаки отличия, которыми мы обзавелись сегодня ночью, когда сбежали в город.

Напоминание, что детство наше было перемолото в труху и развеяно по ветру рукой Широ Танаки и его коллег.

Я выбрал змея, через кисть и до локтя. Чтобы помнить своего блядского учителя. Тенёв набил орла, выставившего когти прямо перед тем, как вцепиться в глотку жерве. Чтобы не забыть, что тут его научили выдирать своё, иначе останешься с носом. Лука “обмотал” руку набитой цепью, а Крит… Крит какого-то хуя завёл под кожу цветок. Есть у меня подозрения, у кого он его “сорвал”, но вот почему решил так оставить в памяти - вопрос. Но это его дело.

А ещё я надеюсь, что мы четверо больше никогда не увидимся. Мы держались друг за друга в этом аду, но там, за забором, хочется обо всём забыть. И парни думают так же.

Фарс, именуемый выпускным, начинается. Нам всем уже есть восемнадцать, последний курс школы закончен. Да, нас тут многому научили. Математике, физике, химии, даже литературе и прочим наукам.

А ещё строевой, рукопашному и владению оружием, восточным практикам. Это должно было научить нас дисциплине и послушанию. С большинством так и вышло, но не с нами.

Но нельзя не отметить, что самоконтролю научить смогли. Да. Спасибо, сейчас как раз кстати, пока мой дражайший учитель толкает речь, я даже могу сдержать себя и не швырнуть аттестат так, чтобы ему отсекло башку.

Ладно, не отсекло, но здорово бы поцарапало.

И вот Широ Танаки заканчивает пламенную, а я чувствую, как по телу ползёт дрожь нетерпения.

– Готов? - слышу голос Тенёва.

– Ещё бы, блядь.

– Тогда иди.

Педагог-садист заканчивает душещипательную историю о том, как сильно он будет скучать по нам, а я набираю в грудь воздуха и, едва в зале устанавливается тишина, громко говорю:

– Учитель! - он поднимает голову в нашу сторону, сжимая губы. - Как насчёт прощального боя?

Слышу, как по залу прокатывается шёпот. Управитель интерната и его заместитель хотят что-то сказать, но Широ Танаки даёт им знак молчать.

– Ты уверен в своей просьбе, мальчик? - ровно отвечает мне.

Ещё как, блядь, уверен. Я долго ждал.

Я спускаюсь между рядами и поднимаюсь на сцену. Скидываю пиджак и отдаю его Марине - одногруппнице.

Достаю шест, который заранее припрятал между