Как известно, энтропия и информация суть факторы, равные по абсолютной величине, но противоположные по вектору. Информация наращивает смысл, энтропия убивает его. С такой позиции информация соответствует жизни, а энтропия – смерти. Но может быть и энтропийная жизнь, бессмысленная, никому не нужная. Такая жизнь в определенном смысле хуже смерти. Когда мы употребляем выражение «жить против жизни», имеем в виду «жить против энтропии, во имя информации, во имя Смысла». Что значит – жить во имя жизни? Это значит посвятить себя целиком расшифровке посланий реальности. Но нет такой профессии – расшифровщик посланий реальности. Можно быть профессором философии и вообще ничего не знать об этой проблеме, а можно быть дворником (кем по легенде был Андрей Платонов) и всю жизнь заниматься расшифровкой посланий реальности. Ведь когда мы говорим о посланиях реальности, мы невольно представляем себе какое-то письмо, написанное на бумаге или присланное нам по электронной почте. Но на самом деле человек может даже не знать, что он расшифровывает послания реальности, и тем не менее постоянно это делать. Как это возможно? Например, человек просто сидит на берегу реки, молчит и даже ни о чем не думает. Река течет, человек сидит, и ничего как будто не происходит. Я в связи с этим почему-то вспомнил эпизод из романа Пелевина «Чапаев и Пустота», когда японец предлагает простому человеку в качестве испытания сочинить стихотворение. Тогда тот говорит:

Я не люблю стихов и не пишу их.

К чему стихи, когда на небе звезды.

В этот момент простой человек, не пожелавший подчиниться ритуалу, начал жить против жизни, во имя Смысла. Что такое философия? Это не изобретение концептов, как полагали Делёз и Гваттари. Это способность удивляться миру (Адам Смит). Кто такой философ? Это такой человек, который, например, говорит: «Как удивительно, что этот мир существует, что я – это я. Но, может быть, я – это не я? А кто же я? Может быть, я – Бетховен?» Человек, почувствовавший себя Бетховеном, вовсе не обязан сочинять Девятую симфонию. Он может вообще ничего не сочинять, он может быть бухгалтером или плотником. Но он должен уметь удивляться. И удивляться своему удивлению. Одним словом, он должен УМЕТЬ МЕЧТАТЬ. Он должен быть контейнером смыслов. Что значит – быть контейнером смыслов? Был такой советский анекдот. Человек приходит в аптеку. Там сидит печальная девушка-аптекарша, не ждущая от жизни ничего хорошего. Тогда человек говорит ей: «Девушка, улыбнитесь, и перед вами откроется дивным мир любви и вечной красоты» и т. д. в том же духе. Девушка поднимает глаза и широко улыбается. Тогда этот человек невозмутимым голосом говорит: «А теперь пару презервативов!» Мне можно поставить в вину, что я все время хожу вокруг да около, говорю метафорами и дзенскими парадоксами. Но когда говоришь о смысле реальности, невозможно дать определения per genus proximum et diferentia specfca. У меня есть ученик, который несколько лет назад захотел написать работу «Модели сознания». Но сколько я его ни упрашивал дать определение того, что такое модель сознания через общий род и общее отличие, у него ничего не получалось. Но однажды, кода мы сидели у меня на кухне, он вдруг заговорил о моделях сознания как об универсальной объяснительной теории. Мы не догадались включить диктофон и потом, как ни старались, не смогли восстановить его монолог. Однажды, очень давно, я жил в Тарту и очень поздно вечером занимался йогой. Вдруг перед моим мысленным взором золотыми буквами предстал текст удивительной, небывалой философской системы. Я очень испугался, поскорее лег в постель и заснул. Утром я попытался вспомнить это видение, но у меня, конечно, ничего не получилось. Зачем я вообще пишу эту книгу? Ведь я не так наивен, чтобы думать, что я в состоянии построить новую универсальную модель реальности. Тогда зачем же? Я не знаю, зачем. Иногда мне кажется, что какой-то добрый демон водит моей рукой, но далеко не всегда. Во всяком случае, я убежден, что не делаю ничего дурного. В терминах М. Николла, я хотел бы «попасть в цель». Но я не знаю, что представляет собой эта цель, где она и как ее искать. Может быть, если бы я тогда не испугался и не заснул, у меня был бы шанс увидеть эту цель или даже попасть в нее. Но я был слишком молод и неопытен. Я хотел бы спросить у Бога указать мне путь к этой цели, но мне совестно беспокоить занятого человека.

Но огонь не горит, фонарщик заснул, и возможно, я вообще иду не в ту сторону.

Дана ли нам наша реальность одна на всех или существует много субреальностей? Как это определить? Если сказать, что мы расшифровываем послания реальности каждый по-своему (если вообще расшифровываем), то реальность у каждого своя. Можно сказать, что истинно-значная расщепленная квазиреальность одна на всех, а реальность у каждого смысла своя. Мы все примерно одинаково понимаем, что такое кровать. Но смысл кровати может быть разнообразным. В спектакле Владимира Мирзоева «Хлестаков» на сцене стоит кровать, которая предстает, то тюремной камерой, то комнатой для сексуальных утех, то гробом.

Такая полифункциональность характерна для любой вещи. Что такое смысл вообще? Эта та совокупность бессознательных ассоциаций, которую она вызывает. Возьмем, например, слово «книга». Для кого-то книга – это, прежде всего, Библия. А для кого-то – роман Д. Донцовой. Когда говорят «Книга – лучший подарок», то подразумевают, что она сама раскрывает свой смысл тому, кто возьмет ее в руки. Книга может приобретать смысл и терять его. Однажды я зачем-то купил книгу Рональда Лэйнга «Расколотое Я». Она мне показалась настолько ненужной и скучной, что я забросил ее, потерял или кому-то отдал. Когда же я начал заниматься шизофренологией, я вновь купил книгу Лэйнга и прочитал ее. С тех пор это одна из самых нужных и любимых мной книг. По тому, что читают люди в метро, можно про них много узнать. Как-то я ехал в переполненном метро и взглянул на обложку книги, которой отгородилась от меня читавшая ее женщина. Каково же было мое удивление, когда я прочитал: Мишель Фуко «Герменевтика субъекта». Дама, которая читала Фуко, оказалась моей коллегой по институту. После этого мы с ней подружились. Некоторые книги я могу читать только по маленьким фрагментам, например «Бытие и время» Хайдеггера. А вот «Трактат» Витгенштейна я знаю практически наизусть, так как в свое время сделал свой комментированный перевод этого текста. Но можно не читать умных книг и вообще ничего не читать. Свой смысл есть у каждого фрагмента реальности – у дома, у стола, у чернильницы, у яблока и свеклы. Не все знают, что фамилия композитора Бетховена переводится как «свекла». Но дело не только в том, что у слов много смыслов, а денотат один. А в чем же? В том, что этот смысл надо разгадать, как разгадывают шараду. Люди разных психических конституций разгадывают элементы реальности по-разному. Шизоиды в них видят «вечный и бесконечный символ», как любит говорить профессор М. Е. Бурно. Депрессивные люди вообще не склонны наделять вещи смыслами. Их восприятие вещей чисто денотативно. Компульсивные личности в вещах и событиях видят удачу или неудачу. Истерики понимают или, скорее, чувствуют вещи и события как доставляющие или не доставляющие им удовольствие. Параноики видят во всех вещах и событиях одну большую Сверхценную Вещь и Событие. Шизофреники вообще не видят вещей, а только чистые смыслы, порой невероятно сложные и причудливые. Но если не делить людей по характерам, то как будет обстоять дело со смыслом в этом случае? Есть универсальные для всех людей вещи и события. Все люди едят, пьют, испражняются и умирают. Но лишь некоторые люди любят часами говорить по телефону и смотреть телевизор. Другие же этого терпеть не могут. О чем это говорит?