была первая радостная новость за долгие полгода траура. Лиза немного ожила, впереди снова забрезжил слабый свет надежды. Лиза очень хотела, надеялась снова родить мальчика. Она вскоре даже имя для него приготовила – Сашенька. Но следующим летом, в июне 1923 года, точно в срок Лиза родила девочку. Так что в семье Григория и Лизы Суботиных было уже две дочери – Рая и Шурочка.

Жизнь продолжалась. Прошло больше года после смерти Павлуши, Лиза сняла траур. Со временем рана в сердце немного затянулась, самую малость – просто боль слегка притупилась, и слёзы не душили каждый день. Лиза была благодарна своим маленьким девочкам за то, что они понемногу отвлекали её от горестных мыслей и помогали дальше жить. Лиза была полностью поглощена мыслями и заботами о своих детях. Григорий, которому она уделяла всё меньше внимания, был и рад тому, что Лиза больше не плачет каждый день, но и обижался на недостаток внимания.

– Что тебе не нравится? – спрашивала удивлённо Лиза. – В доме прибрано, постирано, еда приготовлена. Что ещё надо? Ты лучше посмотри, какие у нас чудесные девочки!

И Лиза сажала ему на колени двухлетнюю Раю, и сама с Шурочкой на руках присаживалась рядышком.

Глава 3.

1.

Нюра всё свободное время проводила в отчем доме, постоянно была возле Лизы и племянниц. Мужу она объясняла, что помогает Лизе с детьми, поддерживает подругу морально.

– Нюра, – спросила как-то Лиза, когда они вместе купали Раю с Шурочкой, – скажи, почему ты из дому бежишь? Тебя Матвей обижает? Как у вас вообще отношения складываются?

– Да никак не складываются, – со вздохом ответила Нюра. – Уже давно. Твоя правда, бегу из дому, потому как невмоготу мне там находиться. Опостылело всё. Живём с Матвеем, как два чужих человека. Целый день хожу из угла в угол, как медведь по клетке, жду: вот придёт, поговорит, приголубит. А он – и слова доброго не скажет, злится, пьёт почти каждый день, а как напьётся, так вообще жизни никакой не даёт. Так другой раз и убила бы. Лишь изредка бывают просветления – так человек человеком, и нежный, и любящий. Вот тогда я снова узнаю того своего Матвея.

– А руки он не распускает? – строго спросила Лиза.

– Ой, Лиза, не спрашивай, – Нюра отвернулась. – Давай лучше не будем о нём. Я бегу к вам, потому что здесь с вами душой отдыхаю; на девочек твоих налюбоваться не могу, люблю их до смерти – они же мне почти как дочки. Ты только не ревнуй.

– Да что за глупости, – Лиза обняла Нюру и поцеловала в щёку. – Когда ты со мной, так мне же легче – и рукам моим, и душе. Ты ж мне роднее родной, ты – сестра моя, Нюрочка.

– Лизонька, спасибо тебе, родная, – Нюра тоже обняла Лизу, и подруги, крепко обнявшись, расплакались на груди друг у друга, каждая о своём, о наболевшем. Вместе со слезами выходили накопленные обиды, боль, страдания, и пустоту в сердцах постепенно заполняло чувство облегчения и успокоения. Вскоре сёстры затихли, и теперь молчали, лишь иногда вздыхая, благодарные друг другу за этот порыв, за эти взаимные очищающие слёзы, как целебный бальзам пролившиеся на их искалеченные души.

– Ну что, – наконец нарушила тишину Лиза, – давай закончим купать наших ангелочков?

Лиза взяла на руки Шурочку, а Нюра потянулась за кувшином с теплой водой. Она закатала повыше рукава, чтоб не намочить их, и Лиза увидела на её руке, чуть повыше локтя, синий кровоподтёк.

– А это что? – спросила Лиза. – Опять о шкаф ударилась?

– Нет, в этот раз не о шкаф. – Нюра опустила взгляд. Потом спокойно добавила: – О дверной косяк. Голова закружилась, вот и качнуло.

– Хорошо же тебя качнуло, – Лиза снова нахмурила брови. – Это Матвей? Скажи мне! Его рук дело?

– Ой, да не выдумывай, – Нюра пыталась казаться беззаботной. – Просто ударилась, и всё.

– Да нет, – вздохнула Лиза, – не просто ты ударилась. Я чувствую, я же вижу – он бьёт тебя. И давно бьёт. А ты молчишь, покрываешь его. Глупая. Ну, гад, мерзавец, получишь ты сполна!

– Что ты надумала? – испугалась Нюра.

– Ничего, – ответила Лиза. – Раз ты не хочешь вмешивать сюда Гришу, значит, я сама поговорю с твоим Матвеем.

– Что?! – Нюра в ужасе посмотрела на Лизу. – Ты что, подруга? Никак, сдурела, жить тебе надоело? Не вздумай, прошу тебя. Будет только хуже, и тебе и мне. Я прошу тебя, Лиза, пообещай мне, что ты не будешь этого делать. Выброси это из головы.

– И не подумаю даже. – Лиза стояла на своём. – Мою подругу, мою сестру избивает муж-сволочь, а я и сказать ничего не могу?

– Да не бьёт меня Матвей. Успокойся. – Нюра вздохнула. – Ну, бывает иногда по пьянке, за руку схватит или в плечо двинет. Ничего страшного. Вон, многие так живут, а то и ещё похуже.

– Да куда уж хуже?! – Лиза покачала головой. – Постоянно в синяках ходишь. Летом на речке даже ног своих не показывала, боялась, что я синяки твои увижу, да?

Нюра молчала. Она сидела с грустной улыбкой на лице, и смотрела на Лизу, но взгляд словно скользил мимо Лизы, её мысли были далеко отсюда.

– Почему ты не уйдешь от него? – внезапный вопрос вывел Нюру из задумчивости. – Ведь уже давно ясно, что ничего путного у вас не выйдет. Сколько же можно терпеть-то?

– Да просто люблю я его, вот и всё, – сказала Нюра.

– Любишь? За что? – Лиза широко раскрыла глаза. – За что можно любить этого нелюдя? Что хорошего ты от него видела? Пьяная рожа, вечный перегар, грубость и побои – разве за это любят?

– А за что любят, Лизонька? И вообще, разве любят «за что-то»? Вот скажи, за что ты любишь Гришу? За что конкретно? Молчишь? То-то и оно. Любят не за что, а потому что. Просто любят. Даже если он оказывается не совсем такой, каким казался поначалу.

Лиза слушала Нюру и молчала. Но не потому что была с ней согласна. Просто она не могла сказать Нюре, что не любит её брата, и никогда не любила. Не могла вслух высказать свои подозрения, что это их с Григорием мать приворожила Лизу, и что, возможно, по этой причине с их Павлушей случилось такое несчастье. Лиза не могла причинить Нюре ещё и такую боль, поэтому просто молчала. Подруги молча сидели, погружённые в свои мысли. Шурочка уже давно спала у Лизы на руках, а двухлетняя Раечка засыпала возле Нюры, положив свою головку ей на колени.