звука, ни малейшего бриза на воде. В полыхающие оранжевым тучи садилось расплывшееся от усталости солнце. Оно выглядывало в образовавшуюся в тучах брешь, словно желая удостовериться напоследок, всё ли в порядке на этой стороне планеты. Всё было в порядке. В мире был покой.

Я старалась избавиться от всяких мыслей и просто расслабиться, чтобы впитать в себя это редкое состояние природы.

Лишь один назойливый вопрос дятлом стучал в сознании: и Андрей тоже?… И он?…

Андрей поднял камешек и запустил его по воде.

— Восемь, — сосчитал он образовавшиеся на воде круги.

Я бросила свой. Получилось пять.

— Ого! — Сказал он. — Неплохо.

Я подобрала несколько подходящих камешков и пустила их один за одним в разных направлениях. Получился веер из «блинов».

Андрей присвистнул. Началось соревнование. Мы оба вошли в азарт, и скоро камешки закончились. Мы ворошили песок ногами, но ничего подходящего не попадалось. Тут я заметила идеальной формы плоский голыш и поддела его носком. Андрей тоже увидел его и попытался отшвырнуть от меня, я отстаивала находку, пока мы не упали оба на песок. Мы, смеясь, продолжали борьбу, и мне удалось завладеть сокровищем. Андрей не сдавался, пытаясь разжать мою руку. Потом я перестала сопротивляться и раскрыла ладонь, он накрыл её своей.

Мне показалось…

Но ничего не произошло.

Мы поднялись, отряхнулись. Я протянула камень Андрею. Он вопросительно посмотрел на меня, я кивнула. Андрей размахнулся и запустил снаряд по воде. Тот едва ли не достиг противоположного берега, перерезав тёмную гладь пунктиром, тут же разошедшимся в обе стороны мелкой зыбью цвета червонного золота.

— Вот это да! — Сказала я.

Андрей улыбнулся:

— Мы здесь соревнования устраиваем.

— То-то камней подходящих совсем не осталось. — Я засмеялась от вдруг подступившей лёгкости, словно что-то, что тревожило своей неопределённостью, бесследно исчезло.

— Не смейтесь, так оно и есть. — Он повернулся ко мне и, казалось, чего-то ждал. Или собирался сказать что-то?…

Возможно, мне это только померещилось.

Нас выручил дождь. Неожиданно с неба полило: мелкие и редкие капли резко перешли в ливень. Мы добежали до машины изрядно вымокшими.

* * *

За ужином Егор вдруг хлопнул себя по лбу:

— Ой, вспомнил! Недавно звонил папа из аэропорта. Он сказал мне, что сегодня началась всемирная неделя обнимания!

Я, разумеется, сразу всё поняла, а Андрей переспросил:

— Чего-чего неделя?

— Об-ни-ма-ни-я! — Повторил Егор. — Это значит, что всю неделю все должны обнимать друг друга. — Потом он огорчённо добавил: — А мы не знали… Целый день потеряли.

— Кто сказал, что потеряли? — Воскликнул Андрей. — Если прямо сейчас начать, мы можем наверстать упущенное.

— Ну, да… — Улыбнулся Егор. — Точно. — Он посмотрел на меня. — Правда же, Маринандревна?

— Правда. — Сказала я и протянула к нему руки.

Мы встали и обнялись. Егор очень добросовестно подошёл к теме.

Потом он повисел на Андрее и уселся за свой ужин с чувством выполненного долга.

— Теперь ваша очередь. — Сказал он и заскрёб вилкой по тарелке, парень был голоден.

Мы с Андреем обнялись.

— Я бы вот так и простоял всю неделю. А там, глядишь, и месячник объявили бы.

— Ну да! — Сказал Егор, уплетая за обе щёки свою порцию. — С голоду помрёшь, так стоять.

Мы засмеялись, я попыталась высвободиться, но Андрей удержал меня и, глядя на Егора, спросил:

— А твой папа ничего не сказал, допускаются ли целования в неделю обнимания?

— Не-а, не сказал, — серьёзно ответил отрок. — Я так думаю, можно.

— И нам не влетит за это?

— Да ну, скажешь!

Тогда Андрей коснулся губами моей щеки. Я отстранилась, улыбнулась виновато, и мы продолжили ужин.

Егор посвятил нас в школьные новости:

— Завуч сегодня объявила, что историю теперь будет вести Маргоша… Ну, то есть, Маргарита Николаевна. Что Павел Леонидович уволился из школы. Так жалко! Он такой классный дядька, так интересно всё рассказывает… совсем, как вы. — И посмотрел на меня.

— И правда, жаль, — сказала я.

Это было неожиданностью. Довольно редкое явление — уход учителя в средине года, а уж тем более — в самом начале.

Лишь с немногими коллегами я успела познакомиться достаточно близко, чтобы судить об их профессиональном уровне, и Павел Леонидович оказался одним из тех, кто сразу вызвал у меня доверие и уважение. В чём же дело?…

Чтобы отвлечься, я спросила:

— Егор, а какая у меня в школе кличка?

— У вас? У вас хорошая: Мариандра, — живо отозвалась святая простота.

Я улыбнулась:

— Чем же это она хорошая?

— Похоже на какое-то экзотическое растение.

Мы с Андреем рассмеялись. А Егор вдруг смутился, оставил еду и закрыл лицо рукой.

— Ты что, Егор? — Спросила я.

— Простите меня, я кретин.

— Перестань. Всё в порядке. Знаешь что?… — Я даже не успела задуматься, насколько педагогично прозвучит моё предложение, но остановиться не смогла. — Если хочешь, можешь звать меня Марина… без отчества… Дома, в неофициальной обстановке.

Егор удивлённо посмотрел на меня, потом опустил взгляд и вдруг пулей бросился из столовой.

Мы с Андреем молчали, не глядя друг на друга. Если бы я была одна, я бы расплакалась.

Преодолев критический момент, я поднялась и вышла.

Постучала в комнату Егора. Тишина. Я повторила настойчивей.

Из-за двери раздалось сдавленное: «да, можно».

Я вошла. Парень лежал на спине, закрыв лицо согнутой в локте рукой. Я села на край кровати и положила ладонь ему на грудь.

— Что случилось, Егор?… Ты меня вовсе не обидел. Может, я обидела тебя? Прости, пожалуйста… и объясни, чтобы я больше не повторила ошибку.

— Я не из-за этого… — Пробубнил он.

— А из-за чего?… Что-то случилось?

— Так…

— Ладно, не буду настаивать. Только помни, я ведь могу помочь.

Он молчал. Я тоже.

— Мне уйти? — Спросила я через какое-то время.

— Марина… Андреевна… — Начал он.

Я следила за его губами, и вдруг меня пронзило: да это те же самые губы, на которые я сегодня почти неотрывно смотрела всю дорогу до школы!..

— Да, мой хороший, — сказала я. — Я слушаю.

— Скажите… — Он по-прежнему лежал с прикрытым рукой лицом, и я следила за его ртом. — А бывает так, что женщина не знает, что у неё есть ребёнок? — Он не дал мне ответить, а сразу пояснил: — Вот в кино показывают, что живёт мужчина, а потом выясняется, что у него давно-давно родился ребёночек, и вот он вырос… А у женщин так бывает? — Он открыл лицо и смотрел на меня широко раскрытыми глазами, в которых было одно: ожидание чуда.

— Что тебе сказать?… — Я уже понимала, к чему он клонит. — Как оказывается, на этом свете чего только ни бывает… —